Тонкая работа - Сара Уотерс

— Держитесь, не падайте духом. Этот дом еще получше других. Но, конечно, не все тут хорошо. Воздух, например, в нашей комнате спертый, как в конюшне. И еда. Они называют нас «дамы», а кормят как? Всякой дрянью! Я бы такое и слугам не стала предлагать, а если бы предложила — покраснела бы со стыда.

Последние слова она произнесла во весь голос.

Сестра Бекон снова подняла голову и скривила губы.

— Хотела бы я посмотреть, как вы покраснеете, ходите как привидение!

Мисс Уилсон смутилась.

— Намекает, — сказала мне, — на мою бледность. Поверите ли, если я вам открою, что в воде здесь присутствует некое вещество, напоминающее мел? Но — тс-с! Ни слова больше!

И помахала рукой. «Вот кто безумный!» — мелькнула мысль, и сердце мое сжалось от ужаса.

— А вы тут давно? — спросила я, когда она перестала махать.

— Наверное... дайте подумать... что мы здесь знаем о времени?.. Я бы сказала так: много лет.

— Двадцать два года, — встряла сестра Бекон, она прислушивалась к нашему разговору. — Потому что, когда я пришла сюда, еще совсем молоденькой, вы уже были тут старожилом. А тому уж будет четырнадцать лет, этой осенью как раз. Ай, вот тут потрите, Бетти. Умница.

Она поморщилась, поглубже вздохнула, закрыла глаза. Меня обуял ужас. «Двадцать два года!» И видимо, эта мысль отразилась на моем лице, потому что мисс Уилсон сказала:

— Не надо думать, что вы на столько же задержитесь. Миссис Прайс приводят каждый год, но муж забирает ее домой, как только самый тяжелый период пройдет. Вас ведь муж сюда поместил, я полагаю? А меня — брат. Но если без сестры мужчина может обойтись, то жены всегда нужны. — Ее рука снова поднялась. — Я бы выразилась более прямо, если бы могла. Но мой язык... Вы понимаете.

— Мужчина, — сказала я, — который упек меня сюда, ужасный негодяй, он только притворяется, что муж.

— Плохо. — Мисс Уилсон покачала головой и вздохнула. — Это хуже всего.

Я тронула ее за руку. Сердце мое гулко билось в груди — так больно, что трудно дышать.

— Вы мне поверили, — сказала я.

Сестра Бекон слышала мои слова и снова открыла глаза.

— Ну и что. — Она хмыкнула. — Мисс Уилсон вообще всему верит, что ни скажи. Вот вы спросите у нее, кто живет на Луне.

— Чертовка! — крикнула мисс Уилсон. — Я же просила вас никому не рассказывать! Вот видите, миссис Риверс, как они пытаются меня принизить. Разве мой брат платит вам по гинее в неделю за то, чтобы вы меня оскорбляли? Воры! Жулики!

Сестра Бекон сделала вид, что приподнимается в кресле, и сжала кулаки. Мисс Уилсон снова затихла.

После недолгого молчания я сказала:

— Про Луну вы можете думать что угодно, мисс Уилсон. Кто запрещает? Но когда я говорю вам, что меня упекли сюда жулики и я в здравом уме, я говорю чистую правду. Доктор Кристи со временем в этом убедится.

— Надеюсь, — ответила она. — Уверена, что так и будет. Но знаете, чтобы вас отсюда выпустили, ваш муж должен подписать бумагу.

Я уставилась на нее. Потом посмотрела на сестру Бекон.

— Это правда? — спросила я.

Сестра Бекон кивнула.

Я снова заплакала.

— Тогда, видит бог, я пропала! — кричала я. — Потому что этот подлец никогда, никогда этого не сделает!

Мисс Уилсон покачала головой:

— Ужасно! Ужасно! Но, может быть, он придет вас навестить — и передумает? Знаете ли, нам тут разрешают принимать посетителей, в правилах записано.

Я утерла слезы.

— Он не придет. Потому что знает: если он придет, я его убью!

Она оглянулась, словно испугавшись чего-то.

— Здесь нельзя говорить такое. Надо вести себя хорошо. Разве вы не знаете, что они могут с вами сделать? Могут связать... Или водой...

— Водой... — пробормотала миссис Прайс, и ее передернуло.

— Хватит! — сказала сестра Бекон. — А вы, малютка мисс Бумби,[15]— она имела в виду меня, — перестаньте теребить наших дам.

И снова погрозила кулаком.

Мы все замолчали. Бетти еще минуту-другую втирала мазь, потом отнесла банку на место и, вернувшись, села на кровать. Мисс Уилсон отошла от меня, глаза у нее стали грустные. Миссис Прайс, закрыв лицо волосами, то бормотала, то тихо постанывала. За стеной кто-то громко взвизгнул. Я подумала о сестре мистера Иббза. Вспомнила свой дом, всех своих домочадцев. И снова меня прошиб пот. Я вдруг почувствовала то же, что, наверное, чувствует муха, угодившая в паутину. Я встала и принялась ходить по комнате от стены к стене и обратно.

— Ах, если бы здесь было окно! — сказала я.— Если бы только можно было глянуть наружу! — А потом: — Лучше бы я тогда осталась в Боро!

— Да сядете вы наконец? — крикнула сестра Бекон.

И выругалась. В дверь постучали — она встала и пошла открывать. Это была другая сестра, с какой-то бумагой. Дождавшись, когда она высунется за дверь, я обернулась к мисс Уилсон и зашептала. Страх подгонял меня.

— Послушайте, — сказала я ей еле слышно. — Мне надо выбраться отсюда как можно скорее. У меня в Лондоне родственники, с деньгами. У меня есть мать. Вы здесь так долго живете, вы должны знать способ. Ну что? Я заплачу вам, клянусь.

Она посмотрела на меня и отодвинулась.

— Надеюсь, — произнесла она громко, — надеюсь, вы не думаете, что я так дурно воспитана, что позволю себе шептаться?

Сестра Бекон обернулась к нам.

— Мод, что это вы делаете, а?

— Шепчется, — ответила Бетти басом.

— Шепчется? Я ей пошепчусь! Идите на место и оставьте мисс Уилсон в покое. Ни на минуту нельзя отойти, сразу начинаете к дамам приставать!

Наверное, она догадалась, что я ищу способ сбежать. Я вернулась на свою кровать. Сестра Бекон, стоя у двери, что-то шепотом сказала другой сестре. Та наморщила нос. Потом обе посмотрели на меня, как мне показалось, с неприязнью.

Но тогда я еще не понимала, что означает этот враждебный взгляд. И слава богу, что не понимала, потому что очень скоро мне предстояло это узнать.

До сих пор я как-то об этом не задумывалась, потому что мне все казалось, я найду способ удрать. И даже когда прошла неделя, а за ней другая, я все еще в это верила. Но теперь стало ясно, что доктор Кристи мне не поможет — потому что, если он с первого раза поверил в мое безумие, все мои последующие слова и поступки лишь укрепляли его в этом мнении. Более того, он вбил себе в голову, что меня можно вылечить, что я снова войду в разум, едва начну писать.