Анатомия Меланхолии - Роберт Бёртон

и человечье мясо[1446], сырое и жареное, притом даже сам император Метазума[1447]{1248}. А кое-где едят не только рыбу, но и змей, и пауков. На некоторых побережьях опять-таки одно дерево снабжает их кокосовыми орехами, то есть и едой, и питьем, и огнем, и топливом, и облачением в виде своих листьев, и маслом, и уксусом, и служит вдобавок крышей их жилищ[1448] и пр., и все-таки эти люди, разгуливающие нагишом и питающиеся грубой пищей, живут обычно по сто лет, болеют редко, а то и вовсе не болеют, хотя то, что они едят, наши врачи запрещают. А в Вестфалии большей частью питаются жирной пищей и мягкими сырами, которые хоть пальцем протыкай; они называют его cerebrum Jovis[1449] [мозгом Юпитера]; в Нидерландах предпочитают овощи, а в Италии идут в ход лягушки и улитки. Турки, говорит Бюсбекюис, предпочитают большей частью жареное мясо. В Московии чеснок и лук — обычная пища и приправа, которая была бы во вред тем, кто к ней непривычен, однако же другим она в удовольствие, а все потому, что они взращены на этой пище[1450]. Земледелец и тот, кто тяжко трудится, могут есть жирный бекон, соленое жесткое мясо, зачерствевший сыр и пр. O dura messorum ilia! [О, крепкие жнецов кишки!{1249}], постоянно питаться грубой пищей, укладываться спать и трудиться на полный желудок, а ведь для людей праздных это означало бы неминуемую смерть, не говоря уже о том, что это против всех предписываемых медициной правил, так что все дело в привычке. Наши путешественники убеждаются в этом на собственном опыте, когда они приезжают в далекие страны и переходят на тамошнюю еду, они тотчас испытывают внезапное недомогание[1451], как это бывало с голландцами и англичанами, когда они достигали берегов Африки или мысов и островов, где обитают индейцы; их донимают там тропическая лихорадка, дизентерия и всяческие расстройства, вызванные употреблением тамошних плодов. Peregrina, etsi suavia, solent vescentibus perturbationes insignes adferre[1452], непривычная, хотя и приятная, пища становится причиной заметных изменений и недугов. С другой стороны, возвращение к привычному облегчает и восстанавливает прежнее хорошее состояние. Митридат, благодаря частому употреблению, мог без ущерба для себя принимать яд, чему изумлялся Плиний{1250}, а девушку, присланную Александру королем Порусом, как повествует Курций{1251}, с самого детства приучали быть нечувствительной к яду. Турки, говорит Беллони{1252} (lib. 3, cap. 15 [кн. III, гл. 15]), имеют обыкновение есть опиум по драхме за один прием, хотя мы не осмеливаемся принять его даже и самую малость. Гарсиас аб Хорто пишет[1453], что был свидетелем того, как однажды в Гоа в Ост-Индии один человек принял десять драхм опия за три дня и тем не менее consulto loquebatur, вполне вразумительно разговаривал, — вот что значит привычка. Теофраст повествует об одном пастухе, который мог есть чемерицу в самом натуральном виде[1454]. Кардано, основываясь на Галене, умозаключает поэтому, что Consuetudinem utcunque ferendam, nisi valde malam, следует придерживаться привычки, какой бы она ни была, за исключением крайне вредной; он советует всем людям придерживаться их старых привычек, ссылаясь при этом на авторитет самого Гиппократа[1455]; Dandum aliquid tempori, aetati, regioni, consuetudini [Необходимо принимать во внимание время года, возраст, местность и обычай], а посему следует продолжать так, как начали, будь то в еде, купании, упражнении и в чем бы то ни было еще[1456].

Другое исключение — это удовольствие, получаемое от такой-то и такой-то пищи, или страсть к ней. Хотя она плохо пережевывается, меланхолична, а все же, как делает в таком случае исключение Фуксий (cap. 6, lib. 2 Instit. sect. 2 [Наставления, кн. II, раздел 2, гл. 6]), «желудок с готовностью переваривает и охотно принимает ту пищу, которую мы более всего любим и которая доставляет нам удовольствие, а с другой стороны, отвергает ту, которая вызывает у нас отвращение»[1457]. И это подтверждает Гиппократ (Aphor. 2, 38 [Афоризмы, II, 38]){1253}. Некоторые, например, не переносят сыр из-за какой-то тайной антипатии или видеть не могут жареную утку, хотя для других это самая желанная пища[1458].

Последнее исключение — необходимость, бедность, нужда, голод, которые очень часто гонят людей делать то, что в иных обстоятельствах вызывает у них отвращение и что они не переносят, но вынуждены теперь с благодарностью принимать, как, например, питьевую воду на корабле или необходимость во время осады больших городов питаться собаками, кошками, крысами и даже самими людьми. Гектор Боэций[1459] повествует о трех разбойниках, которые, будучи доведены до крайности, питались в течение трех месяцев на одном из Гебридских островов сырым мясом и дичью, если им удавалось поймать какую-нибудь птицу. Такие вещи и в самом деле смягчают меланхолию или даже полностью избавляют от последствий употребления меланхолической еды или делают ее более терпимой, но для тех, кто богат, живет в изобилии и по своей воле, если они имеют возможность выбирать и от чего-то воздерживаться, тогда им следует избегать такой пищи, в особенности если они склонны к меланхолии или подозревают ее в себе и заботятся о своем здоровье; в противном случае, позволяя себе подобные излишества или беспорядочное питание, поступают на свой страх и риск.

Qui monet amat, Ave atque cave.

[Тебя предостерег твой друг.

Прощай, минует пусть тебя недуг.]

ПОДРАЗДЕЛ IV

Задержание и опорожнение как причина меланхолии, и как это происходит

Задержание и опорожнение бывают разного рода, это либо сопутствующая и содействующая или же, как во многих случаях, единственная причина меланхолии. Гален свел этот недостаток и избыток к приведенному мной названию подраздела[1460], другие же подразумевают под этим «все, что отделяется или же остается»[1461].

Первостепенной из всех этих причин я могу с достаточным основанием считать запор и удержание наших обычных экскрементов, что часто служит причиной многих различных болезней, и в том числе и меланхолии. Вот что говорит на сей счет Цельс (lib. I, cap. 3 [кн. I, гл. 3]): «Это приводит к воспалению головы, унынию, помрачению рассудка, головной боли и пр.»[1462] Проспер Гален (lib. de atrabile [кн. о черной желчи) считает, что это приводит к расстройству не только этого органа, «но и самого рассудка,