Башня у моря - Сьюзан Ховач

– У Патрика нынче нет своей головы, если хотите знать мое мнение. Маделин рассказывала, как он позволяет этому шотландскому управляющему помыкать собой, – просто унизительно. Настоящий скандал, Богом клянусь. Еще хуже, чем когда этот наглый щенок Странахан имел тут свободу рук.

– Я не могу… не мне критиковать…

– Конечно не вам. Вы преданная и любящая жена, все это видят. Но кому-то все же нужно сказать ему кое-что. Если дойдет до того, я и сам скажу. Господь свидетель, я никогда не уходил от своего долга, каким бы неприятным он ни был.

– Нет… кузен Джордж… пожалуйста…

– Не утруждайте вашу хорошенькую маленькую головку, моя дорогая. Я поговорю с Патриком.

– Нет! – взвизгнула я. Я была на грани истерики. – Он решит, что я нажаловалась… будет ужасная сцена. Пожалуйста, кузен Джордж, пожалуйста, не говорите ничего!

Он согласился придержать язык, но я понимала, Джордж считает, что я сбита с толку, и его сострадание лишь усилилось.

– Всегда знайте, что вы можете обратиться ко мне за помощью, – сказал он на прощание, пожимая мне руку. – Вам нужно только отправить словечко в Леттертурк-Грандж.

Как это ни странно, но меня его слова приободрили. Когда ты знаешь, что есть кто-то, готовый прийти к тебе на помощь, если жизнь станет невыносимой, ты чувствуешь себя по-другому. Тем временем жизнь после того бурного эпизода, как это нередко случается, вернулась к норме, наступило затишье. Патрик, в синяках и подавленный, бросил пить. У Эдит случилась простуда, и я смогла неделю отдохнуть от ее общества, а дети с предвкушением праздника заговорили о Рождестве.

Ради детей мы в Кашельмаре всегда предпринимали невероятные усилия, чтобы сделать Рождество настоящим праздником. Мы украшали елку в холле, как это делают немцы, а Патрик часами изготовлял цветные бумажные цепочки, чтобы повесить на стенах детской. Кухарка и ее помощники начали готовить ошеломительный набор пирогов и пудингов, а во дворе, как полагается, зарезали самого крупного гуся. Я завернула подарки, надписала их, положила вокруг елки, у которой мы в Рождество вместе со слугами пели веселые песенки, а в рождественское утро раздавались все подарки в хорошеньких обертках.

После этого в Кашельмару приезжал пастор мистер Маккардл и проводил службу в часовне, а потом уезжал в Леттертурк, где устраивал службу для тамошних прихожан-протестантов. Мы теперь устраивали службу в часовне только два раза в месяц для поддержания приличий, но чтобы провести Рождество без службы – нет, такое было немыслимо.

Мне еще удалось насладиться Рождеством в тот год, потому что я все время проводила с детьми, и они были такие счастливые, беззаботные и веселые.

После Рождества наступил Новый год. Я ненавидела канун Нового года с его символами уходящего времени и жизни, утекающей в небытие, а теперь, когда будущее представлялось таким мрачным, последний день старого года казался еще невыносимее, чем всегда. Я думала о том, какой могла бы стать наша жизнь, если бы в нее не вторгся Макгоуан. Элеоноре было два с половиной, и я могла бы подумать еще об одном ребенке. Было бы к чему стремиться, и я бы не чувствовала себя такой раздавленной ощущением бездарно упущенного времени и собственной никчемности.

Если бы я только могла родить еще одного ребенка!

Я продолжала думать об этом. Думала об этом бесконечно, скоро это превратилось в наваждение. Наверное, я сошла с ума; возможно, напряжение последних месяцев сказалось на мне сильнее, чем я отдавала себе в этом отчет. Но с другой стороны, а почему бы нет? Я соблюдала условия сделки, разве мне не полагается вознаграждение? С какой стати Макгоуан станет возражать, если рождение нового ребенка только послужит подтверждением того, что все у нас в доме превосходно? Почему я не могу иметь что-то такое, чего могу ждать с нетерпением?

– Нет, – отрезал Патрик. – Абсолютно исключено.

– Почему? – Я старалась не кричать.

– Потому что мне и без того уже приходится притворяться перед многими людьми, я не хочу, чтобы их стало еще больше.

– Но ради меня…

– Мы бы совершили большую ошибку, принеся в этот мир еще одного ребенка, – заявил он с так хорошо знакомым мне упрямым выражением. – Ты выдумала, что хочешь ребенка, – для этого нет разумных оснований.

Разочарование мое было таким безграничным, что я стала жестокой.

– Ты так говоришь, потому что теперь даже если бы и захотел, то был бы не способен дать жизнь ребенку, – презрительно бросила я.

Он побледнел как смерть, потом повернулся ко мне спиной и ушел.

Не прошло и десяти минут, как дверь будуара открылась снова. Я просматривала журнал, но расстройство не позволяло мне толком разглядеть картинки, мелькавшие у меня перед глазами.

– Только не говори, что передумал, – горько проворчала я, не поднимая головы, а потом на кушетку упала тень, и я поняла, что в комнату вошел Макгоуан.

2

– Сара, не надо так волноваться, – сказал он, подходя к камину и облокачиваясь на полку. – Я пришел к вам с хорошей новостью. Патрик сообщил мне, что по некоторым причинам вы бы хотели снова улечься с ним в постель, и я подумал, вам будет приятно узнать, что у меня, по крайней мере, нет никаких возражений.

Я уставилась на него. Хью смотрел на меня, и на миг я ощутила, что ревность и ярость переполняют его.

– Так вот, Патрик передумал, – добавил он. – И проведет с вами ночь.

Увидев недоуменное выражение на моем лице, он спросил:

– Разве не этого вы хотели?

– Я хотела ребенка, – ответила я, едва двигая губами.

– Конечно. И вас беспокоило, что Патрик не сможет дать вам того, что вы хотите.

Я промолчала.

– Бросьте, Сара, не беспокойтесь об этом! Вы лучше беспокойтесь о зачатии, если у вас есть такое желание. Разве у вас не возникали вечные проблемы с этим? А о Патрике можете не беспокоиться. Я приму меры к тому, чтобы у него с этим все было в порядке.

Я попыталась что-то сказать, но ничего не получилось.

– Все еще беспокоитесь? Да, одна ночь, взятая наугад, вряд ли может закончиться беременностью, но не волнуйтесь, есть и другие ночи, верно? И если вы так одержимы этой нелепой идеей обзавестись еще одним ребенком…

– Нет, – сказала я.

– Не одержимы? Ах нет, я понимаю. Вы хотите сказать, что мое изобретательное решение проблемы вызывает у вас неприязнь. Какая жалость! А мне эта идея нравится. Когда общество вынуждает человека жить, соответствуя тому, что принято называть «нормальной христианской жизнью», то обещание необычной забавы нередко вызывает совершенно непропорциональное возбуждение. Чуднó, правда? Наводит на мысль, а что же случилось бы в обществе, в котором нет никаких правил – дозволено все? Естественно, все бы быстро умерли от скуки.

– Не приближайтесь ко мне.