Харбин - Евгений Анташкевич

Гость смотрел в тарелку и двигал пальцами, как будто разминал их, потом взялся за тяжёлую серебряную ложку, – его скованные движения не ускользнули от взгляда Асакусы.

«Его руки… забыли!»

Они в упор посмотрели друг на друга, и Асакусе вдруг стало неловко за своих помощников, которые чуть было не выбили из этого человека самое привычное. Видно было, что и гость тоже чувствовал себя неловко за свои руки, которые забыли такое простое – как держать ложку.

– Ну хорошо! Не стану вам мешать, поешьте, потом поговорим. Я минут на десять отвлекусь. Надо позвонить. Охрана! – крикнул он в дверь.

Он вышел.

В обставленной под кабинет узкой, как пенал, с высокими потолками комнате он сел на обитый тёмно-коричневой замшей диван. Здесь стены были окрашены спокойной охрой, окно занавешено почти непрозрачной тёмно-зелёной портьерой, через которую солнечный день на улице только угадывался в виде более светлого прямоугольника. В отличие от гостиной свет тут был сумеречный и мягкий, как в доме его дядьки, когда после летнего тайфуна раздвигали сёдзи: в открывавшийся под соломенной крышей во всю ширину стены проём становился виден сад с глубокой, уходящей в черноту хвойной зеленью, а от земли и дорожек медленно снизу вверх в только что перебесившееся небо поднималась испарина.

В кабинете было не по-русски, и от этого хорошо думалось, и он постарался вспомнить облик человека, только что сидевшего перед ним: «У него какие-то… глаза! – Мысли текли медленно. – Пустые или голодные? Голодные!»

«Голодные! – подтвердил он про себя. – Какие же ещё?»

Асакуса сидел на замшевом тёмно-коричневом диване и слышал, как его гость в дальней комнате стучит серебряной ложкой, видимо, по уже опустевшей тарелке.

Это произошло в октябре прошлого года, когда ему прямо на квартиру ночью позвонил дежурный по миссии и срывающимся голосом доложил, что на участке советской пограничной заставы «Турий рог», прикрывавшей границу от берега озера Ханка на юг, прямо против маньчжурского городка Мишань перешёл границу… дальше дежурный наотрез отказался что-то говорить по телефону и замолчал.

– Что? Кто перешёл?

Дежурный повторил, что по телефону он этого сказать не может.

– Что значит – не можете? – со злобой просипел ещё не проснувшийся Асакуса.

– Господин полковник! – умоляющим голосом промолвил дежурный. – Сегодня я, как назло, один. Разрешите, я пришлю за вами машину?

– Вы что, хотите, чтобы я ночью…

– Господин полковник! – Голос дежурного был полумёртвый. – Вы только приедьте, а там хоть казните. Докладную записку я уже подготовил.

Через полчаса Асакуса в дежурной комнате миссии читал коряво, с брызгами чернил написанную докладную и не верил своим глазам.

«Было отчего!..» – машинально поглаживая трость, как будто это была его катана, вспоминал он.

Когда он читал ту записку, на лице и на спине, несмотря на духоту в натопленном кабинете, выступила холодная испарина. В записке дежурного было указано, что на рассвете прошедших суток маньчжурский пограничный наряд арестовал перебежчика из СССР, назвавшегося ни много ни мало начальником Управления НКВД Дальневосточного края комиссаром госбезопасности третьего ранга Эдгаром Семёновичем Юшковым.

В это было трудно поверить.

Тогда, оторвав взгляд от бумаги, Асакуса спросил откровенно дрожавшего дежурного:

– Как к нам поступила эта информация? По телефону?

– Никак нет, господин полковник, с нарочным.

– Письменно, устно?

– Устно, господин полковник. Начальник Мишаньского пограничного гарнизона капитан Ояма прислал сюда своего переводчика.

– Русского? Где он?

– Русского, господин полковник, другого не нашлось по срочности дела. Спит он сейчас.

– Будите!

– Не получится. После звонка к вам я пробовал. Спит как мёртвый!

«Да! – вспоминал Асакуса. – Спал переводчик тогда действительно как мёртвый, до самого утра. А мы вокруг него ходили, как зимние волки».

Асакуса снова вспомнил облик человека, который сейчас, наверное, уже дохлебал жиденький борщок и ждёт, что с ним будет дальше. Он посмотрел на часы – прошло ровно десять минут.

«Ещё пять минут на чай, и надо идти, а то заснёт».

Он вспомнил, как тогда мчался в своём «бенце» по пыльным просёлкам, по равнине и через перевалы, как ворвался в серый глиняный городок Мишань, где стояла пограничная полурота, состоявшая наполовину из японцев, наполовину из китайцев, как вышел из машины и не узнал её, побуревшую от глинистой маньчжурской пыли.

В штабе его встретил не спавший уже вторые сутки начальник гарнизона, старый служака капитан Ояма, высокий, плотного телосложения, обутый по-солдатски в ботинки и обмотки. Асакусу тогда поразил меч в руках этого служаки, такой же старинной работы, как и его, но расспрашивать было некогда. Капитан только кивнул за стенку, мол, спит, и указал пальцем на красную маленькую книжицу, лежавшую на столе поверх всех бумаг.

Ситуация была такова, что Асакуса отбросил все формальности с поклонами портретам императоров и докладами «по форме» командира гарнизона, уселся за стол и раскрыл эту книжицу. В ней была фотография человека в советской военной форме с петлицами и ромбами, с курчавой плотной шевелюрой на голове и мушкой усов и надписи, печатные и прописные чёрными чернилами и каллиграфическим почерком. Асакуса прочитал: «Начальник Управления НКВД Дальневосточного края… Комиссар государственной безопасности 3-го ранга…», «Действительно до…», печать, «Разрешено ношение и хранение огнестрельного оружия…», что-то ещё… Это что-то ещё и всё остальное слегка плыло перед глазами, Асакуса ни разу за всю свою службу не держал в руках таких документов.

«Да! Задали вы нам тогда задачу, господин комиссар третьего ранга Юшков Эдгар Семёнович!»

Он снова глянул на часы, встал и вышел из кабинета. В гостиной он обнаружил Юшкова бодрствующим и сидящим в кресле с папиросой.

– Как вы себя чувствуете?

Юшков не отреагировал и, судя по его виду, разговаривать был не расположен. Асакуса понял, что придётся начинать разговор сначала.

«Ну что ж! Начнём!»

– Эдгар Семёнович, вы мне можете не верить, но я вам поверил сразу!

Юшков иронично поднял брови.

«Ожил! Огрызается! – подумал Асакуса. – Сейчас бы подвесить тебя за правую… – Он посмотрел на правую поднятую с папиросой руку Юшкова. – Нет, за левую руку… Хотя нет! Нельзя! Оторвутся! И правая и левая!»

– Кто с вами работал? – спросил он.

– А то вы не знаете? – Юшков сказал это не разжимая губ.

– Да, вы правы. Конечно знаю.

«Конечно знаю!» – повторил про себя Асакуса, глядя на измождённую фигуру своего гостя, его торчащие из рукавов и брючин худые руки и ноги.