Там, за зорями - Оксана Хващевская

его внимательных голубых глаз и чувствуя тепло, исходящее от него, прижималась к нему все теснее.

Домой они вернулись лишь тогда, когда сиреневые апрельские сумерки обступили их плотной стеной. Возвращаться не хотелось, но ночная прохлада, подбираясь все ближе, пробирала до костей, а Лешка был без куртки. Перебираясь обратно по жердкам к дороге, Злата чуть не свалилась в темноте в воду, а потом они бежали по пустынной дороге и смеялись. Дома, как нашкодившие дети, под незлое ворчание мамы мыли руки и то и дело поглядывали друг на друга, весело и шаловливо. Дома все давно уже поужинали. Мужчины во главе с Васькой, снова навестив Гуза, спали. Анька, так и не дождавшись ребят, задремала в кресле, и только Лена Викторовна и тетя Люда бодрствовали у телевизора. Златина мама разогрела им поесть, поставила на плиту чайник и, оставив их двоих на кухне, удалилась в столовую.

Лешу девушка провожала, когда и дом, и вся деревня давно погрузились в сон, а время перевалило за полночь. Поздний ужин, а потом еще и чаепитие растянулись надолго. Потихоньку переговариваясь, они попили чай с куличами, а потом Злата принесла ноутбук, и они вдвоем, без помех, смогли просмотреть запись концерта.

Накинув на плечи бабушкин платок, Злата отправилась с Блотским до калитки. Остановившись, они обернулись друг к другу.

— Спасибо тебе, Леша, — тихо сказала девушка, поднимая к нему лицо.

— За что? — искренне удивился парень.

«Хотя бы за то, что сегодня за весь день с тобой я ни разу не вспомнила о Дороше», — пронеслось в ее голове, но вслух она, конечно, этого не сказала.

— За то, что ты есть, — вместо этого произнесла она.

Парень ничего не ответил, просто обнял ее, привлекая к себе, и коснулся губами виска.

— Тогда и тебе спасибо, — прошептал он ей на ушко. — За то, что ты есть… У меня…

Глава 33

С приходом весны жизнь как будто снова вернулась в Горновку, разорвав зимнее оцепенение. В пустующие с осени дома снова приезжали люди: одни — только на выходные, другие — в отпуск, а были и такие, кто собирался здесь задержаться до поздней осени. С самого утра стучали крышки колодцев, лаяли собаки, кучками собирались люди.

Пока земля еще не высохла, все спешили вспахать и посадить огород. Горновка была безлошадной деревней. Лошадь Максимовны была не в счет. Никто бы и не подумал на ней пахать — после голодной зимы она еле передвигала нош. Поэтому каждую весну и осень проблема, где взять лошадь, чтобы посеять или вспахать, была здесь едва ли не единственно важной.

Кто-то звонил знакомым в соседние деревни, куда более населенные, договаривался, и как только на горизонте показывалась лошадь, в Горновке начинался переполох. Тут же хлопали калитки, народ высыпал на улицу и спешил навстречу, чтобы узнать, к кому приехали пахать, сколько стоит сотка и надолго ли лошадь задержится в деревне? И следующий неизменный вопрос: «А не запашут ли нам? Хотя бы немного? Хотя бы под грядки?»

После Пасхи как-то сразу потеплело, зазеленела травка на лугах, потянулись к небу озимые. На полях вокруг деревни каждый день работали тракторы. За одну ночь березы и вербы оделись в легкую полупрозрачную зелень. В палисадниках, обласканные теплым ветерком, качали желтыми головками нарциссы. Со дня на день должны были распуститься тюльпаны.

С каждым днем мир, окружающий горновцев, становился ярче, насыщеннее, прекраснее, и Злата Полянская, наверное, больше других радовалась этому оживлению. На глаза слезы наворачивались, когда она, гуляя в сумерках с Лешкой по деревне, видела светящиеся окошки домов, в которых наконец-то снова были люди.

Всю неделю до Радуницы Леша и Злата проводили на кладбище. Они навели порядок на могилах своих родственников, а потом принялись за те, давно заброшенные, куда уже никто не приходил. Выгребали, подметали, вырывали сорняки, таская листья, ветки и мусор на подстилке в канаву, а потом сажали маргаритки, нося из дома Полянских их целыми корзинами Искусственные цветы и букеты, давно утратившие и вид свой, и цвет, они тоже выбросили. Заменить их было нечем, а так хотелось поставить хотя бы один цветочек.

Они не один день красили кресты и ограды, пока не закончилась краска. Потом повязали на кресты широкие белые ленты — Лена Викторовна в порыве чувств выделила им старую гардину. Злата ее тщательно отбелила, порезала полосами, и получилось очень даже неплохо. Но цветочка, хотя бы одного, все равно не хватало.

Злата ничего не говорила Блотскому, зная, что у Леши с деньгами так же туго, как и у нее самой, но Лешка… на то он и был Лешка, ему не нужны были слова, чтобы понять, что тревожит девушку.

Однажды он позвонил ей и сказал, что сегодня задержится немного, но просил без него на кладбище не ходить Когда он вернулся, в руках у него была целая охапка искусственных цветов. С самого утра он съездил в соседнюю деревню, где был магазин, и купил там все, что имелось. Они разложили цветы по всем убранным могилкам, а потом, как дети, радовались результату своих трудов.

Злата и Леша чаще всего, утомленные за день, не участвовали в беседах, просто наслаждались вечерами в кругу семьи, только сейчас, кажется, осознавая, как много это значит. Но бывало, после чаепития они не засиживались на веранде. Когда солнце садилось за лес и сиреневые сумерки окутывали притихшую деревню, Лешка брал гитару и покрывало и уводил девушку подальше и от деревни, и от ее обитателей. Уединяясь где-нибудь на краю леса или у сажалки, они обычно разжигали костер и наслаждались и этими уединенными чудными вечерами, и трелями соловья, и неповторимым ароматом пробудившейся земли, и «концертами» лягушек, и высоким небом с редкой россыпью звезд, и бледным лунным светом. Они проводили вместе все дни напролет, расставаясь поздно вечером только для того, чтобы утром встретиться опять, и не уставали наслаждаться обществом друг друга. Как-то легко, светло и непринужденно было им обоим.

И они нуждались друг в друге по разным причинам, не схожим причинам, но…

Блотский беззаветно любил Полянскую и уже не мыслил жизни без нее. Уходя на ночь домой, он с нетерпением ждал утра, только чтобы поскорее увидеть ее сияющие глаза, услышать ее голос, коснуться руки. Он наслаждался ее присутствием, ему нравилось работать рядом с ней, говорить, встречаться взглядом. Злата смеялась, и у него на сердце становилось теплее, ему так нравился ее счастливый, веселый смех…

И он ждал