Катя & 2/3 - Наталия И. Новохатская

что уезжает вечером и пригласила собеседника испить кофе. Это когда старушка завела машину в тупичок около подъезда. Как мигом выяснилось, наш новый знакомый, бизнесмен из России (без имени!) никуда особо не торопился и ответил согласием.

2. Город Жана Кальвина

(Е. Малышева продолжает покаянную исповедь в картинках)

– Вредный старик Жан Кальвин, он соотносится с Мартином Лютером (прошу не путать с Мартином Лютером Кингом!), примерно как у нас Горбачёв с Ельциным, – кузина Ирочка нашла время и место для исторических аллюзий.

Время подошло, когда приглашённый ею гость, назвавшийся Антуаном, покинул казенный апартамент на высоком первом этаже и удалился в неизвестность вдоль авеню де Бюде, названной в честь другого исторического персонажа, некоей Агриппины де Бюде. Дамочка в позапрошлые времена развивала женевские культурные связи, в рамках которых была знакома с Львом Толстым. Последнее Ирочка растолковала в такси на подъезде к дому в целях просвещения отечественной аудитории.

– Да, да, прошу подробнее про Жана Кальвина, – я мигом подхватила тему.

Поскольку мало что могла сказать о сложившейся ситуации. Вредный старик Кальвин, наверное, вращался в гробу, насчёт Агриппины де Бюде – не знаю. Лев Толстой, не тем будь помянут, тоже мог не одобрить, в особенности, когда писал вслед Бетховену «Крейцерову Сонату», в рамках которой лирический герой прикончил жену и мать множества общих детей по вздорному подозрению, потом долго рассуждал об ужасах брака. Когда суд его оправдал, подумать только!

– Мартин Лютер, но не Кинг, – охотно продолжила Ирочка, гордясь множеством знаний и анализом исторических реалий (думается, что анализировал Борис). – Он на исходе средних веков задумал реформировать католическую церковь, она оказалась в застое и кризисе, как у нас советская власть. Запустил в дьявола чернильницей и обнародовал тезисы: «здесь я стою и не могу иначе». Скажем, объявил перестройку, как Горбачёв, но вовсе не хотел ничего разрушать, думал исправить недостатки. Понятно, был большой скандал на высоком уровне, но движение Реформации началось и набрало силу. Вот тогда-то «здесь в Женеве»… Да, именно так Юлий Цезарь начал «Записки о Галльской войне», это первое упоминание о городе, если не апокриф, есть разночтения.

– Ирочка, змейка, побойся Бога, – вставила я осторожно, любое упоминание Юлия Цезаря меня теперь нервировало. – Твоя эрудиция не имеет пределов, но давай придерживаться Кальвина, не то мне станет худо. Произошло перенаселение историческими персонажами.

– А кому мне ещё рассказать? – пожаловалась Ирочка. – Борис со Славиком и так знают, местные тоже в курсе, а знания распирают. Терпи, невежественная рептилия, я скоро уеду, а эрудиция останется с тобой, вреда не будет.

– Хорошо, только строго по порядку, – попросила я. – Раз зашла речь о Кальвине и наших отцах основателях, то придерживайся этой авеню. Грушу де Бюде оставь в покое, Льва Толстого даже не упоминай, а про Цезаря и Ганнибала со слонами на перевале Сен-Бернар просто забудь.

– Смотри-ка, и у тебя нашлись крохи в закромах! – поглумилась Ирочка, далее продолжила исторический изыск. – Здесь в Женеве Жан Кальвин пошёл гораздо дальше Лютера и зашёл очень далеко. Как у нас Ельцин, который сказал, чтобы все брали автономию, кто сколько сможет. Вот они и набрали столько, что Союз треснул и развалился, а советская власть приказала долго жить в Беловежской пуще. Кальвин в своё время тоже набрался автономии и отделился от Папы Римского и католической церкви, придумал жить по исправленным законам. Так образовалась Реформация, возникло движение протестантизма, автономное в каждом отдельном месте, и Папа Римский им стал не указ. До сих пор протестанты живут, как сами пожелают. Например, в Англии король – глава англиканской церкви, это Генрих Восьмой Тюдор так придумал, чтобы жениться во второй раз, папа ему развода не давал, когда Анна Болейн ждала Елизавету. Первую. Понятное дело, король хотел развестись, правда, они думали, что будет мальчик.

– Понятно, они ждали мальчика, чтобы назвать Жаном в честь Кальвина, – это я отчасти оклемалась и стала понукать Ирочку завершить рассказ и перейти к современным темам. – Не так ли?

– Ну тебя, всё время перебиваешь! – почти обиделась кузина. – Ладно, я быстро докончу, на тебя не угодишь. Но католическая церковь не развалилась, как Советский Союз и не пропала, как советская власть, она устояла и начала процесс контрреформации. Тогда Жан Кальвин вступил в борьбу за подопечные души и решил их воспитывать в духе непримиримости, особенно по части морали и нравственности, чтобы отличаться от развратных католиков с их излишествами и отпущением грехов. Кальвин считал, что лучше вообще не грешить, и строго требовал от всех примерного поведения. Поэтому Борька ворчит, когда я выхожу на балкон несолидно одетая. С шортами он еще мирится, а просто в длинной майке – запрещает и кричит, что это город Жана Кальвина, а ты ходишь раздетая. Вот я к чему. Когда будешь поливать розы или курить на балконе, то сделай милость – надень шорты или летнюю юбку, я специально постирала.

– Спасибо, змейка, за заботу и Кальвину тоже спасибо, – сказала я. – Лекция была интересна до чрезвычайности, особенно заключение. Никогда не думала, что учение Жана Кальвина может иметь такой резонанс, вплоть до Бориса и вашего балкона. Он бы обрадовался, Кальвин, то есть.

– А то? – отвечала Ирочка. – Зря я здесь, что ли, сижу, в этом городе?

Тем не менее, если кто-либо воображал, что Кальвин, Ельцин, Горбачёв и Агриппина де Бюде вместе взятые, заслонили собой нового кавалера в памяти Ирочки, то этот кто-то (конкретно я) сильно просчитался. Я только успела принять душ и осваивала в ванной комнате юбку, в которой надлежало поливать розы, как без стука явилась Ирочка с моим мобильником в руках, оттуда лились звуки музыки.

– Глянь, успела телефон дать, небось, пока летели! – комментировала кузина, вглядываясь в экран. – А мне ни звука, сестричка-лисичка! Номер тут не пляшет, он закрытый, смотри, какие у нас важные знакомые!

– Да, я слушаю, – заявила я, привычно звякнув серьгой о трубку, и думая примерно то же самое без особого благоволения к абоненту, нельзя так бесцеремонно!

– Мадам Малышева! – услышала я в ответ совсем иной голос, и юбка-фартук спала вниз. – Уже на месте, как вижу по сигналу. Кто пищит рядом по-русски? Как это понимать?

– Да, это я, – произнесла я нарочито медленно.

При том делала знаки кузине, чтобы она удалилась из санузла и закрыла дверь с той стороны. Ирочка состроила сложную гримасу, но послушно скрылась, милая моя змейка.

– Тут шумно, в аэропорту, – на свободе я стала лгать вдохновенно. – Стою в очереди, жду, пока разберут такси, рядом толкутся соотечественники,