Мэрилин Монро - Дональд Спото

Однако это не означало, что Джо Ди Маджио был уже сброшен со счетов; пожалуй, на ту весну пришелся единственный период в жизни Мэрилин, когда она одновременно поддерживала две связи: с человеком, который недавно был ее мужем, и с другим мужчиной, которому предстояло стать таковым. Проблема заключалась в том, чтобы один из них не узнал про другого, а это требовало известной ловкости.

Хотя Миллера переполняла любовь к Мэрилин, он боялся «оказаться втянутым не в свою жизнь» — и для этого были вполне обоснованные причины. Он сам не совсем знал, чего именно хочет, и пока не имел желания расторгать брачный союз с Мэри Грейс Слэттери — невзирая на то, насколько сложным тот стал и насколько не удовлетворял драматурга, — а «мысль об устранении Мэрилин из моей жизни представлялась невыносимой». Мэрилин также оказалась в трудном положении. Она совершенно не чувствовала себя в силах отказаться от большого чувства только потому, что любимый ею человек оказался женат. Одновременно Мэрилин в очередной раз подвергла свою жизнь оценке, и оказалось, что, хотя Артур был привлекателен физически, возбуждал ее в интеллектуальном плане и проявлял к ней отцовскую нежность, наконец, хотя она вожделела его больше, чем какого-либо другого мужчину прежде, она не намеревалась подталкивать его к разводу.

Совсем наоборот: она настаивала, чтобы из-за нее он ни в коем случае не рвал брачные узы. Пока она будет вполне счастлива, имея его время от времени в качестве любовника. Можно было предвидеть, что подобная любовь, граничащая с безразличием, делала Артура Миллера тем более пылким обожателем Мэрилин. Но правда была такова, что и он также жаждал всеобщего одобрения, поскольку с недавнего времени попал в водоворот страшной схватки с идеологами правого толка, стремившимися изничтожить драматурга за его (как они полагали) симпатии к коммунистам и высказывания с призывами к свержению правительства. Да и вообще, все, что он делал в своей жизни, осмеливаясь критиковать некоторые извечные мифы об американском превосходстве, вдруг оказалось предательством. «Мне предстоит сделать массу вещей, — сказала позже Мэрилин своей подруге Эми. — Я-то готовилась начать новый этап в своей карьере. Но Артуру уже и ждать было особенно нечего. В каком-то смысле мне было жаль его». И актриса, быть может, по-своему даже сопереживала борьбе писателя за свободу, за право на критику и свободу художественного высказывания без вмешательства властей; в конце концов, она ведь и сама сражалась с «Фоксом» именно за это. В воздухе висели грозовые политические тучи. Миллер временно перестал дружить с Казаном, который в тот момент сотрудничал с властями и выспрашивал фамилии лиц, принадлежавших когда-то к модным группам с левым уклоном, а также интересовавшихся русской проблематикой и особенно историческими и культурными корнями российской Октябрьской революции; Миллеру не хотелось пойти по следам Казана. Мэрилин, хотя и проявляла полнейшее отсутствие заинтересованности плетением каких-либо интриг, сочувствовала Артуру из-за ситуации, в которой он оказался, хотя и избегала однозначно высказываться по поводу того, на чьей же все-таки она стороне — Казана или Миллера. Любопытно, как бы посмотрел на все это дело Страсберг, этот мастер концепции актерской игры, основывающейся на русском театре?

Мэрилин по-прежнему глубоко восхищалась Казаном и поддерживала этого режиссера. 9 марта на премьерном показе его новой картины «К востоку от Эдема»[310], доход от которого предназначался Актерской студии, они вместе с Марлоном Брандо добровольно вызвались поработать билетерами. Две недели спустя Мэрилин в обществе Гринов отправилась на премьеру спектакля «Кошка на раскаленной крыше» Теннесси Уильямса, постановщиком которого также являлся Казан. И фильм, и пьеса вызвали большие споры и возражения.

А ведь вовсе не каждое событие провоцировало дискуссии. Доход от организованного 30 марта в огромном зале «Мэдисон-сквер-гарден» премьерного представления цирка «Ринглинг бразерс» был направлен Фонду борьбы с артрическими и ревматическими заболеваниями. Среди всех прибывших звезд ни одна не бросалась в глаза больше и не была принята восемнадцатитысячной аудиторией с большим одобрением и энтузиазмом, чем Мэрилин. В соответствии со сценарием, придуманным ее импресарио Майком Тоддом (под заинтересованным надзором Милтона Грина), у нее было весьма эффектное антре[311]: она — в узком, в облипку, и очень сексуальном платье, украшенном перьями и блестками, — въехала на арену верхом на слоне, выкрашенном в шокирующий розовый цвет. «Для меня это имело огромное значение, поскольку ребенком я никогда не была в цирке», — оповестила Мэрилин широкую общественность через неделю.

Публичным форумом для этого высказывания стала представлявшая знаменитостей телевизионная программа «Лицом к лицу» Эдварда Р. Мэрроу, которому Мэрилин согласилась дать интервью. После нескольких недель технических приготовлений, имевших целью обеспечить возможность трансляции в прямом эфире «живой» передачи из дома Гринов в штате Коннектикут, интервью было в конце концов запланировано на 8 апреля. Однако вместе с приближением часа его начала Мэрилин все более волновалась, полагая, что в простом платье и со скромным макияжем она будет выглядеть жалкой и неухоженной в сравнении с изящной темноволосой Эми. Когда же оператор сетей CBS пытался успокоить актрису, говоря, что она выглядит ослепительно и миллионы американцев немедля в нее влюбятся, Мэрилин вообще едва не парализовало от страха. Ведь такая телепередача не имела ничего общего со съемками фильма: здесь не было репетиций и не существовало возможности делать дубли. Однако режиссер телепрограммы тихо сказал тогда Мэрилин: «Дорогая, смотрите прямо в камеру. Существуете лишь вы и камера — только вас двое». И это придало ей храбрости и сделало возможным ее восхитительно натуральное выступление.

Когда Мэрроу заговорил о целях кинокомпании ММП, Мэрилин ответила без уверток, что хотела бы, «во-первых, способствовать производству хороших фильмов... Речь не о том, что я противница мюзиклов и комедий; в принципе, они мне нравятся, но я хотела бы играть и драматические роли». Актриса поблагодарила тех, чьи усилия в большой мере позволили ей сделать карьеру, особо выделив Джона Хьюстона, Билли Уайлдера, Наташу Лайтесс и Михаила Чехова. Тогда кое-кому показалось, что Мэрилин выгладит несколько странно и недостаточно чарующе — видимо, потому, что произошла столь огромная перемена по сравнению с ее предшествующим, во многом искусственным поведением. В частности, на вопросы она отвечала коротко и без смущения, ни разу не попытавшись стать центром внимания и никоим образом не строя из себя всесторонне талантливую кинодиву.

Милтон в 1955 году делил свое время между фотостудией, где он старался продолжать вести нормальную деятельность, и деловыми встречами с Ирвингом Стайном, Фрэнком Делани и Джо Керром, своим бухгалтером. Фирма ММП отчаянно нуждалась в деньгах на покрытие текущих затрат, скажем, на отель и содержание Мэрилин, а также в фондах для реализации дальнейших планов. На Милтоне лежала ответственность за поиски богатых спонсоров, но все его усилия оказались пустой тратой времени и сил. По этой причине стало необходимым заметить тот белый флаг, которым люди с «Фокса» сигнализировали ему свою готовность заключить соглашение о перемирии. В течение всего 1955 года Милтоном и его юристами трудолюбиво выторговывались условия нового контракта между ММП и «Фоксом».