Половинки нас - Ана Ховская

и нежности.– Но ты согласна, что это достойный подарок на день рождения?!

– Бесценный!– усмехнулась Настя, протягивая руки и гладя его по спине.

– Может, стоило на первое свидание сразу пригласить тебя в свою подсобку, и не было бы той войны? Потому что за десять минут там ты открылась мне больше, чем за всё время наших встреч.

Настя отстранилась, опустила глаза и с какой-то виной смяла губы.

– Ты ещё не всё знаешь…

– Буду рад узнать…

– Если передумаешь, то просто промолчи и отпусти меня. Я тихо уйду… без обид…

Мирон лишь крепче сжал пальцы на её талии.

– Давай уже выкладывай, и покончим с интригами…

Настя несмело подняла глаза и, глубоко вдохнув, будто набираясь храбрости, проговорила:

– А ты готов стать… отцом?

Мирон оторопел на секунду, несколько путаных мыслей сбили с толку, а потом он опустил руки, отступил и посмотрел на Настю с шокирующей догадкой.

– В каком смысле?..

– Ну… у тебя будет девочка…– виновато отводя взгляд и шмыгая носом, ответила она.

На такую стремительную скорость в развитии отношений Мирон не рассчитывал. Однако он хотел эту женщину, хотел от неё детей, не прямо сейчас, но, уж если так случилось…

«Значит, после меня у неё никого не было?!»– подумал он и какой-то безотчётный, ещё неосознанный восторг охватил его.

– Так у нас будет девочка?!– выдохнул Мирон, восторженно разглядывая покрасневшее лицо Насти.

– Не напрягайся так,– всхлипнула Настя, вытирая щёки ладонями.– Девочке уже семнадцать, даже на второй курс перевелась. Прости, что не сказала тебе сразу… Но, если ты против, можешь отозвать своё предложение…

Мирон поднял голову к потолку и громко выдохнул, а потом беззвучно рассмеялся и снова посмотрел на Настю.

– Ты меня в гроб загонишь раньше времени…

– Будем гонять друг друга по очереди…– нервно засмеялась она и снова расплакалась.

– Ну что ты, моя родная!– тут же обнял её Мирон, расцеловывая щёки, лоб и макушку.

– И как тебе?– с сомнением покосилась на него снизу вверх Настя.

– Ты нравишься мне ещё больше…

– Нет, не нравлюсь,– шутливо возразила она.– Ты с ума по мне сходишь!

– И как это ты всё время права?– тихо рассмеялся он от безудержного счастья обнимать свою женщину в таком ужасно неподходящем месте, да ещё делая ей предложение.

Настя молча плакала и доверчиво прижималась к нему, а он ловил её слёзы губами, наслаждался объятиями такой ранимой, трогательной, сейчас полностью открытой женщины, и чувствовал, что не может не сказать этих слов.

– Солнышко моё рыжее, я люблю тебя!– прошептал Мирон и сам ощутил, как эти слова льются из него теплом и светом. Как не хотелось говорить их никому другому, и как просто было произнести ей – любимой женщине, такой сложной, но не обыкновенной.

Она прижалась ещё плотнее, смяв его поло горячими пальцами, и прошептала в шею:

– Люби меня, Мирон… и держи крепко, чтобы у меня не было шанса передумать… Потому что я буду жалеть о своём решении ещё десять тысяч раз…

– Но ещё больше ты будешь жалеть, что не согласилась,– добавил он.

И Настя слёзно закивала:

– Ты прав…

А потом, умываясь и приводя себя в порядок, Настя рассказала ему о дочери, с которой он, оказалось, уже был знаком, что только из-за неё и пришла к нему тогда ночью; как жила всё это время без него и много всего, о чём он и не догадывался.

– Ну что, пойдём знакомиться с остальными? Расскажем им, какой ты сделала мне подарок?!– отстранился Мирон от столешницы с раковиной.

– Сейчас?!– округлила глаза Настя.

– Не хочу тянуть! А то уведёт тебя Подымов, поминай как звали…

Настя нахмурилась, заправила волосы за уши, а потом как-то сжалась вся, то ли от смущения, то ли решив не выходить из туалета, пока все не разойдутся.

– Впервые вижу, как ты смущаешься,– улыбнулся Мирон, а потом вытянулся перед зеркалом, поправил воротничок поло и, недолго думая, подхватил Настю на руки, перебросил её через плечо и вынес из туалета.

– Эй, что ты делаешь?!– возмущённо пропищала она, прижимая короткий подол сарафана к бёдрам.– Я же без белья по твоей милости! Ты хочешь всем продемонстрировать это?!

– Нет, таким сокровищем я светить не намерен!– рассмеялся Мирон, и, забравшись ладонью под подол, шлёпнул Настю по упругой попке.

– Пусти же, дуралей!– напряжённо засмеялась она и заболтала ногами в воздухе. Красные тапочки взлетели в воздух и приземлились в разных частях коридора.

– Я так и не услышал чёткого ответа на своё предложение,– уже подходя к выходу на улицу, но замедлив, схитрил Мирон.

– Да согласна я, согласна-а-а!– сквозь смех закричала Настя.

Он опустил любимую на пол, посмотрел в её смеющиеся золотистые глаза и удовлетворённо распахнул дверь навстречу солнцу…

ЭПИЛОГ

Катерина просматривала записи предыдущих приёмов Анастасии Веровой. Настя давно не показывалась и не назначала встреч. После её срыва с квартирой и дочерью, её странных отношений с мужчиной, о котором она не хотела говорить, Катерина, надо признать, волновалась за неё.

Люди, как картины из пазлов, могут быть цельными, когда собирают все части себя – все половинки, и тогда им никто не нужен. Но чаще они рассыпаются на части и не могут собрать себя, ловят ненужные пазлы, тычут ими не в те места и не дают себе шанса быть неидеальными. И Настя всё время искала эти пазлы, чтобы залатать себя, да только теряла ещё больше, ломая свою природу.

Многие так и тонут в заблуждениях своего разума, не находя выхода и не обращаясь за помощью, теряют себя и перестают быть полезными даже для своих родных. Но Настя обладала поразительной способностью быстро восстанавливаться и брать всё под контроль. Только, как и всякому хрупкому человеку, ей требовалось перейти мост сомнений и страхов. И сейчас Катерина не была уверена, сколько шагов отделяло ту от завершения пути. Эта женщина вызывала в ней неуёмное желание помочь, наконец, ей обрести доверие к миру. Столько потенциала, способностей и бесценного опыта, столько силы воли, но сколько можно было носить в себе обиду – броню и страх расстаться с ней, чтобы никому не позволить причинить себе боль.

А вчера Верова позвонила и попросила выделить время. По голосу чувствовалось её возбуждённое настроение. Катерина даже назначила приём в свой выходной, чтобы усмирить беспокойство.

Но, когда дверь распахнулась и в кабинет вошла дама в красивом летящем платье такого узора, будто акварель разлилась сверху вниз изумрудными и янтарными оттенками, Катерина даже не сразу узнала женщину.

Её