Синий взгляд Смерти. Рассвет. Часть первая - Вера Камша

400 год К. С. 3-й день Осенних Волн

Первый взгляд проснувшегося Капраса упал на икону, которую маршал, ложась, как-то не заметил. Симпатичный лысый старичок радостно, по-детски улыбался, благословляя всех, кто попался под руку. Перед иконой стоял букетик красных ягод, а за нее были заткнуты белоснежные перья. Святого Карло не опознал, но не помолиться в ответ на такую улыбку просто не вышло. Маршал, пару раз запнувшись, прочел «Ураторе» и, сам себе удивляясь, попросил, чтобы у Гирени все обошлось. Неожиданно стало очень спокойно, и это чувство не покидало командующего все утро. Вернувшийся из Мирикии порученец своими новостями настроения не испортил. Подумаешь, нет губернатора, зато и оставшиеся чиновники, и владельцы литейного двора очень-очень ждут господина маршала… вместе с его эскортом.

– Провинциальное гостеприимство, приправленное страхом. – Агасу в последние дни святые вряд ли улыбались. – А губернаторы не лучшее время для разъездов выбрали, хотя в лучшее они к казару не побежали бы.

– Странно это…

Литейщики есть, пушки постараемся добыть, а вот как быть с кружевами? Послать Агаса? Столичная птица выберет, что нужно.

– Вы полагаете странным визит наших отсутствующих друзей в Кагету? – уточнил еще не знающий о кружевном будущем гвардеец. – Слуга твердит про Гидеона Горного, с чего ему врать? Да и не выходит в другое место: дорога, на которой подкараулили превосходительных, ведет только к броду. От вас они добились меньше, чем хотели, вот и бросились к Лисенку, а что тайком, так ведь вы – враг нового казара.

– Глупо вышло.

Чиновники юлили, он юлил, а потом раз – и легат с разбойниками… Не считая морисков и талигойцев.

– Сударь, – Агас заговорил извиняющимся тоном, сейчас примется растолковывать всякую политическую дрянь, – все знают, что вас посылали защищать Хаммаила, а Талиг сделал ставку на Лисенка. Вас отозвали, и сразу же Хаммаил был убит. Естественно предположить, что переговоры с убийцей казара, за которого вы воевали, вас не обрадуют. Кроме того, превосходительные по-своему правы: если Лисенок сочтет нужным унять бакранов, он их уймет, а он сочтет, если его устроит цена и не будет неприятностей из Талига.

– Вот именно, – фыркнул Капрас. – Баате важно удержаться, мы ему здесь не помощники. В отличие от Дьегаррона. С какой стати ему нам помогать?

– Деньги. Такой свистопляски ни одна сокровищница не выдержит, а Кагету, прежде чем начать стричь, нужно накормить. И потом Кипара, Левкр, Ионики и Мирикия – это отнюдь не Гайифа.

– Что за чушь?!

– Отчего же? Была Золотая империя, стали Гайифа, Талигойя и всякая мелочь; была Уэрта, есть Агария и Алат…

– Глупо сравнивать. Алаты с агарийцами друг друга не выносят… У них и языки-то разные! Но с местным начальством выходит паршиво: я им убалтывать Лисенка мешать не стал бы, а вот Сфагнаса они задели за живое… Йорго, ну что там еще загорелось?

– Из Белой Усадьбы вернулся разъезд. – Чем парень был хорош, так это тем, что не лез с каждым чихом. – На ведущей в поместье дороге нашли следы повозок, похоже, тех самых, вчерашних.

– Что собой представляет дорога?

– Она больше напоминает тропу. Отходит от нашего проселка возле речки и ведет через заброшенные сады, а главный подъезд к усадьбе – со стороны Мирикийского тракта. Хорнах в восьми назад от развилки, на которую должны выехать мы.

– Вот и хорошо, срежем угол… – А ведь не упомяни Турагис мерзавцев из Белой Усадьбы, разбойнички продолжали бы резать и дальше! – Проверим поместье, и в Мирикию. Караулить кто-то остался?

– Никос поставил двоих возле ближних, Садовых, ворот, остальные вернулись. Похоже, Садовые используют для завоза добычи, а в Мирикийские въезжают те, кому нечего скрывать. Главным образом барышники и зеленщики, раньше хозяева вовсю торговали лошадьми и всяким тепличным.

Раньше торговали, теперь грабят… Бывает и такое.

– По дороге многих встретили?

– Как на проселок свернули, пару раз натыкались на крестьян. Никос клянется, это были именно крестьяне, а не переодетые бандиты. От усадьбы люди не шарахаются, но и не ходят туда. Прежде гости там не переводились, но хозяин года три назад овдовел, и как отрезало!

– Сколько там может быть этой швали, прикидывали?

– Прежде было не очень много: здоровых мужчин и полусотни не набиралось. Весело жили, шумно, но ничего дурного про них не слыхали.

– Сегодня услышат, и надо, чтоб в последний раз. Бандитскому кублу здесь не место, так что прощайся со своей подружкой. Завтракаем и выступаем.

– Господин маршал, я…

– Тебе двадцать три, а живем один раз. Деньги есть?

– Я… Я плачу за себя сам!

– Вот и молодец. Ступай… Да, пошли уведомить легата, что мы задержимся. Часа на четыре, думаю.

Сфагнас уже дважды ломился в пустой дом, а из третьего его вышвырнули. Если опять выйдет накладка, прибожественный уверится либо в заговоре, либо в том, что север плевать хотел и на него, и на Сервиллия. Допустить такого Капрас не мог: вражда с легатом вынуждала к немедленному уходу, а маршал почти решил задержаться и вымести разгулявшуюся нечисть хотя бы с главных трактов. Да и оставлять три провинции на разобиженного столичного мальчишку Карло себя вправе не считал. Хуже скверного начальника, хоть губернатора, хоть стратега, может быть лишь пустота.

– Агас, – окликнул маршал, – пока не отыщутся эти кошачьи чинуши, я никуда не двинусь. Так что готовься ехать к Баате. С письмом от его сестры…

– Сударь?

– Казар узнал, что Гирени – его пропавшая сестра. Незаконная, но у кагетов на это смотрят проще.

Сам Капрас в сказку о родстве не верил, полагая ее разновидностью взятки, но, если врет государь сопредельной и не откровенно враждебной державы, ему приходится верить. Хотя бы на словах.

– Я готов выехать прямо сейчас.

– Сперва познакомишь меня с легатом, но прежде всего покончим со здешней шайкой.

Дорогу не зря называли Садовой, она извивалась среди сливовых садов, таких запущенных, что они стали почти лесом. Пахло осенью и забродившей падалицей, этот запах слегка кружил голову. Осень вообще время безумств, хоть у оленей, хоть у глядящих за море птиц, хоть у людей… Время, когда зрелость переходит в старость, – тоже осень, и те, кто не желает смириться с неизбежным, готовы на все, лишь бы задержать облетающую жизнь. Как же, ухватишь лошадь за хвост или тем более – за копыта! Отшвырнет, если не убьет на месте, и помчится дальше… Чем бы ни заполнял свое изгнание Турагис, он сброшен в придорожную канаву, конь сменил седока, и обратной дороги нет, тем более что Оресту нет и тридцати пяти. Конечно, вступали на трон и вовсе дети, но за них правили люди зрелые. Теперь все иначе – император пробует именно править и окружает себя либо ровесниками, либо теми, кто еще моложе. Удержаться в седле при таком раскладе человеку в возрасте трудно: ошибешься – вышвырнут, как ненужную рухлядь, окажешься умней и дальновидней – чего доброго, взревнуют. Как же, они такие умные, такие смелые, такие взрослые, и вдруг какой-то дядька носом в собственную глупость как кутят тычет…