Ленин и Сталин против Троцкого и Свердлова - Сергей Сергеевич Войтиков
Шрифт:
Интервал:
Документ № 4
Письмо председателя ЧК и военного трибунала 5‐й армии Восточного фронта М.Я. Лациса председателю Высшего военного совета Л.Д. Троцкому о необходимости предоставления большей свободы Реввоенсовету Восточного фронта и ограничения произвола военного руководителя Высшего военного совета М.Д. Бонч-Бруевича
Казань 31 июля 1918 г.
31/VII – [19] 18
Дорогой Лев Давидович!
В нашем «царстве» не все благополучно. Поэтому и пишу.
Я не военный и не стратег, поэтому обрисую положение [другими] глазами, глазами преданного делу работника-организатора.
Я сижу тут всего с неделю и наблюдаю за работой штаба и главного командования. И что я вижу? – Начались интриги, эта ржавчина, съевшая прежнюю мощь армии и угрожающая теперешней.
Военный едва ли бы придал этому особое значение, а мы, люди подземелья, видим в этом начало конца.
Каждый работник должен знать свою область работы и быть в этой области хозяином. Если он для этого дела не подходит, мы его смещаем и назначаем другого, но никогда не допускаем одновременно больше одного распорядителя. Это элементарная истина, которую мне приходится привести, характеризуя распоряжения г. Бонч-Бруевича.
Восточным фронтом командует Вацетис, рев[воен] совет [фронта] следит за каждым его шагом. На них возложена ответственная работа, и за нее они отвечают своими головами. Одно из двух: или им доверять и тогда не вмешиваться в непосредственную их задачу, как, напр[имер], размещение войсковых частей и подкреплений к ним, или же лишить их доверия и сместить с занимаемого поста. Тут другого решения быть не должно.
А у нас, вост.[1817] пошли по этому неверному пути, ведущему к гибели: стали командовать на местах и с центра (Б[онч] – Бр[уевич]). Только вместо того чтобы предоставить т. Вацетису распределять силы по фронту, ему доверенному, Бонч-Бр[уевич] стал их направлять сам и как раз в те участки, которые, по мнению Рев[воен] совета, совсем в этом не нуждаются в данную минуту.
Вот это-то явление я и называю интригой. Оно так. Никакого другого объяснения здесь нет и не придумать.
Лев Давидыч. Я знаю, что я делаю, бросая это обвинение по адресу Б[онч] – Б[руевича], но за это обвинение я берусь отвечать своей головой.
Дайте больше самостоятельности, избавьте от опеки. Это единственная гарантия победы на Восточном фронте.
Вацетис пока вне всякого подозрения. Проявляет здоровый оптимизм и неутомимость в работе.
Казань от контррев[олюционеров] порядочно очищена. 17 челов[ек] расстреляно. 27 стоит на очереди. Домовые комитеты разоружены, две с.-р. дружины тоже. Сейчас отбираем оружие у всех частных лиц. Работу комиссии перебрасываю уже по [горо] дам и другим губерниям.
Уваж[аемый] Лев Давидович!
Я надеюсь, что Вы не поймете моего письма ложно, усмотрев в нем то, в чем я других обвиняю.
Казани потерять нельзя. Это неисцелимый удар советской власти. Это понимаем мы все здесь, и это заставляет сказать и очень горькие истины.
С товарищеским приветом,
Лацис
РГАСПИ.Ф. 325. Оп. 1. Д. 407. Л. 103–104 об.
Автограф черной ручкой.
Документ № 5
Доклад старого большевика А.В. Зотова[1818] Московскому комитету РКП(б) о военных специалистах на Восточном фронте
Не ранее 7 августа 1918 г.[1819]
Московскому комитету РКП
ДОКЛАД т. ЗОТОВА
По приезде в г. Казань мы были направлены спешным порядком на фронт в распоряжение политического комиссара КУЙБЫШЕВА, по приезде туда он нас откомандировал в распоряжения Смирнова. Дела мы, когда туда ехали, все частные сведения по распоряжению Политического отдела мы передавали в гор. Казань в Информационный отдел т. Яковлева, таким путем мы добрались до последнего разъезда Аренбаш, где сразу мы увидали, что командный состав находится здесь, а не на фронте, и у нас невольно явилось сомнение по этому вопросу, нет ли здесь какого авантюра. Тогда мы хотели заговорить с т. командующим Пугачевским, [узнать,] где находится политический комиссар Смирнов и [разъ] яснить ему, что [мы] с т. Гринбергом присланы сюда в качестве агитаторов. Он нам ответил, что [ему] нужны не агитаторы и комиссары, а кавалерия, [обругал] нас и все, когда же я призвал его к спокойствию и просил, что бы он со мной говорил, как с человеком Политического отдела, он просто ответил незна[ни] ем. Затем после всего происшедшего нам хотелось как можно скорее попасть на фронт, но скоро мы не [с] могли, [поскольку] туда не ходили поезда, и мы вынуждены были сидеть здесь на разъезде раньше с 6 час. утра до 4 час. вечера, [когда] приехав[ший] с починки бронированный поезд т. Болдэска, который направлялся на фронт, захватил с собой и нас. Когда мы прибыли туда, то сразу столкнулись с командующим Хлебниковым, Полупановым, и так далее т. Гринберг работник[а] с Украины сразу увидал и посоветовался со мной. Из [беседы] мы [сделали] заключение, что этот командный состав не на высоте своего положения и в страже понимает, как свинья в апельсинах, а именно: почему, да почему, что когда, расспросили кое-кого, нам и сказали, что тыл не защищен совсем, на фланги не высланы дозоры, а от этого может произойти полное поражение, которое и получилось в тот момент, когда это было, и мы доложили т. Нейзнеру, тот пошел [и] скать Хлебникова, но, вероятно, не нашел, ввиду того, что его уже не было, наши войска открыли огонь по противнику, который отвечал, но не имел успеха, а наши достигли хороших результатов – так, что разбил[и] их поезд со снарядами. Броневик[и] стали метаться из стороны в сторону, я наблюдал это с сосны высокой и постепенно стал отступать, в наше[й армии] дух […] великолепный, солдаты рвались в бой. [Но] в это время […] согласно наших догадок противник действительно зашел с фланга в тыл, где мы и услыхали ружейную и пулеметную трескотню, командный состав, который шел к нам на подкрепления и столкнулся с нашими дозорами, которые охраняли железную дорогу (наши отряды, которые идут на подкрепления, то никаких документов не имеют) […] зашли чехословаки в тыл и […] действительно столкнулись с нашими кав[алерийскими] отрядами. Бронированный поезд Полупанов[а] поехал на место боя […] был встречен пулеметным огнем, [в] противника броневик тоже стал стрелять как пулеметным, так и артиллерийским огнем, но, т. к. чехи были близко к железной дороге, не имел громадного успеха, а командующий поездом увидел, что противник заложил шашку пироксилиновую и хочет взорвать железную дорогу. [О] н пустил свой паровоз, который приехал, взрыв получился только тогда, когда прошли задние колеса за этим поездом. Следом другой бронированный поезд [во главе с т.] Болдэске, который подъехал и заметил, что путь разобран. [Бронепоезд] открыл убийственный огонь, которым отогнал противника шагов на 200 м, и если бы здесь был командный состав, который бы мог скомандовать красноармейцам рассыпаться в цепь, а тут бы можно было задержать противника, а мы безо всякой охраны, я, два
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!