Граничные хроники. В преддверии бури - Ирина Мартыненко

Его вовремя остановили. Чья-то рука с трудом вернула ему на лицо повязку и заодно хорошенько приложилась к скуле, тем самым приводя ополоумевшего путника в чувства. Дэзу лишь этого и надо было. Он вспомнил. Ясно осознал, что эта колкая пыль пустынной Изнанки не смертельна для истинных. Никогда не была и не будет. Она неприятна, но не более того. Но это всего лишь понимание. На деле же он едва мог сдерживать неприятные ощущения, прекрасно понимая теперь чувства мальчишки-некроманта, исподтишка отравленного Арталой Арайной. Хотя и не по злому умыслу, но все же.

Полегчало Дэзу лишь чуть погодя, когда драгоценные минуты были безвозвратно потеряны, а двум, все еще державшимся на ногах путникам, пришлось подымать громоздкое тело истинного на ноги. Ветер мешал им. Он злобно бил по ним потоками воздуха, точно розгами отгоняя глупых овец в неизвестность.

– Мы выберемся, господин серкулус, – донеслись до него словно в полусне слова Крысы. Пение Изнанки заглушило их. Растопивши в топкое масло.

Растормошенный замедленными движениями длинноволосого путника, Дэзмунд Смитт с трудом улавливает смутные очертания эрони-полукровки. Он старается не смотреть в его потемневшие глаза. Это слишком опасно в его состоянии. Дэзу и без того хватало неприятностей. Рядом с ним долговязый джолу едва ли не сразу, как только серкулус почувствовал под ногами ровную землю, стал с трудом приподнимать лежащего ничком паренька. Архивариус закинул его себе за спину, стараясь проделывать это как можно аккуратнее. Крыса, справившись с серкулусом, принялся покрепче закреплять тело Винсента, чтоб тот в случае чего не выскользнул. Угловатые движения, и вот уже тяжко согнувшийся под своей ношей Артала был готов продолжать их общий путь.

Такая самоотверженность архивариуса поразила Дэза, но еще больше его поразила решимость, читавшаяся в глазах джолу.

Волосы Крысы трепал ветер, а сам путник, напрягшись, смотрел вдаль. Туда, где глубокими раскатистыми зарницами отсвечивал ураган.

– Нам нужно поторапливаться, – твердо проговорил он.

«Мы не успеем!» – хотел уже выкрикнуть во весь голос серкулус, но внезапно устыдился странному ощущению собственного безволия. Он все смотрел на своих спутников и понимал, что ни один из них так и не потерял той самой надежды, что так ловко выскользнула из рук Дэза, стоило им увидеть надвигающуюся бурю.

Пусть Крыса и не понимал до конца всей той опасности, что несли с собой такие катаклизмы. Ведь сам серкулус видел подобную, сжирающую все на своем пути стихию только тогда… Накануне последней Волны… В то темное время, когда ему казалось, что мир может остановиться. А Артала едва ли представлял все безграничное могущество этого урагана, по голову закопавшись в своих книгах.

Потому они и шли вперед. Не сдаваясь, уверенно ступая глухими, в одночасье ставшими свинцовыми ногами по серебрящемуся пеплу Изнанки, под жесткими порывами медленно оседающего у самых лодыжек глубокого молочного тумана.

Такая длинная. Такая неприятная дорога домой. Затянутая сумрачными предчувствиями да глухой тягостной тоской, она озарялась лишь свинцовыми раскатами да гулким однообразным завыванием.

Дэзу непереносимо сильно захотелось внезапно остаться здесь навсегда. На веки вечные прильнуть к серой, искрящейся земле. Утопить ее в своих объятьях…

Глухой, тяжелый удар по плечу, и вот он вновь приходит в себя. Растерянно оглядываясь, видит пронзительно угольно-черные глаза Крысы. Они направлены прямо в сердце. Проникают в самые потаенные его уголки. Выворачивают наизнанку, совершенно не прилагая никаких усилий.

– Пойдемте, господин серкулус, – говорят они, или это уже сам путник обращается к растерявшемуся Дэзу.

Эронийская магия проникает в его тело. Мужчина чувствует это. Она гипнотизирует, заставляя подчиняться велению Крысы. Даже здесь, на Изнанке, эронийские глаза – глаза этого самого мира. Подернутые сумеречным сиянием, они глядят сквозь Туман на тот горизонт. Туда, откуда приходит Волна.

– Нельзя терять ни минуты, – голос Крысы хрипит, а сам путник помогает передвигаться серкулусу.

Справа от них разгорался буран, а где-то там – впереди, было то единственное, что могло их спасти. Выход. Тот самый, что чувствуют истинные, стоит им понять, куда идти. Ведь никогда вход и выход не бывают в одном и том же месте. Изнанка – одна для всех, и путей из нее великое множество, но открываются они внутреннему взору в самой причудливой последовательности. В этом деле не существовало логики или особого просчета. Нет. Здесь нужно было надеяться только на себя и свое внутреннее чувство пепельной земли.

С каждым шагом, с каждым мало-мальским движением по направлению к дому их незримая тропа становилась все труднее и труднее. Она как будто издевалась над путниками.

Шумящий ветер, поющий в глубине небосвод. Все это было таким непереносимым…

– Оставь меня, – негромко говорит Дэз, обращаясь к длинноволосому путнику. – Со мной тебе не выбраться…

Сам серкулус слышит, как сипло, как безнадежно глухо прокатывается звук по его осипшему горлу. Он ведь так хочет, чтобы ребята остались целы, а он… Он не последний, кто умрет здесь – на Изнанке, а они… Они обязаны выжить.

– Я приказываю тебе, – из последних сил шипит Дэзмунд Смитт. – Оставь меня!

Но парень даже и не думает что-либо говорить. Он молча тянет его сквозь эту бесконечную сизую пелену.

– Это приказ, ты слышишь!

Последние слова, и сам Дэз изо всех сил старается оттолкнуть от себя парня.

– Приказ…

Крыса оборачивается. Мгновение, и они смотрят друг другу в глаза. Светлые, подернутые туманом подступающего безумия глаза серкулуса глядят в эти глубокие, тускло-черные впадины. В них нет ни зрачков, ни радужной оболочки, ни белков… Там нет ничего… Лишь тьма… Абсолютная… Царапающая своей безысходностью.

– И не подумаю… – жестко выплевывает полукровка-эрони, а Дэз, с какой-то обреченной тоской, понимает, что проиграл… Проиграл с самого начала.

Шаг в шаг. Пядь за пядью. Светлая холодная земля. Темное, ожесточенное небо. Изнанка.

– Будь ты проклята, – еле слышно шепчет серкулус.

Выбравшись из одной западни, они попали в другую. В ту, из которой нет выхода. Нет ни единой надежды. Нет ничего, кроме смерти… Кроме нее одной…

– Тени! Тени!

Надрывный возглас Арталы, и отстраненный взгляд Дэза ловит, как далеко, где-то по левую сторону от него, в самой глубине сверкающего небосвода, появляются черные пятна. Они снуют, точно рыбные косяки, идущие вслед за бурей. Стервятники оборотной стороны мира.

Тени уже почуяли их. Легкую добычу. Они уже готовы ринуться в дорогу, чтобы настигнуть ее. Разорвать на куски, упиваясь стучащей в их телах жизнью. Осушить ее до дна. Вгрызться в саму ее суть. Запятнать ее. Растерзать и уничтожить. Навсегда лишив их права на жизнь после смерти. Такова участь истинных. Другой у них нет.