После любви - Виктория Платова

А бритва – может.

И комната битком набитая оружием, аппаратурой,документальными свидетельствами о пуле в головах многих людей!.. Она находитсяне в безвоздушном пространстве, а в квартире женщины, которая имела с Алексомчто-то типа совместного бизнеса. И Алекс бывал здесь. Даже если бы он непризнался, – его уличила бы видеозапись.

Но он признался. И выглядит смятенным, удивленным,потерянным. И с его языка готова слететь тысяча вопросов. И он… он несобирается причинить мне зло. Иначе в его руках был бы не конверт с пластинкой,а нечто совсем другое. То, что легко сиять с полки за спиной. То, во что легковставить обойму. Но ничего подобного Алекс не предпринял, он не вооружилсяпистолетом, не вооружился армейским ножом. Он до сих пор сидит в кресле, а я стою,опершись о косяк двери. Мое положение много предпочтительнее, чем положениеАлекса. В любой момент я могу сделать шаг назад и захлопнуть дверь. И броситьсяк выходу. В этом случае преимущество в пять-десять-пятнадцать секунд (все будетзависеть от расторопности обычно вальяжного Спасителя мира) мне обеспечено. Иэтого преимущества вполне достаточно, чтобы покинуть квартиру и попытатьсяспастись. Шансы у меня есть.

Шансы – я рассуждаю так, как рассуждала бы Мерседес, попадиона в сходную ситуацию. Хотя не слишком она экстремальна, Алекс не проявляетникаких признаков агрессии, никакого желания расправиться с женщиной, случайноузнавшей то, чего ей знать не положено. Он сам… Он сам выглядит человеком,случайно узнавшим то, чего ему знать не положено.

Что же происходит, черт возьми?! Что происходит – вообще исо мной в частности? – я верю в непорочность Алекса, как последняяидиотка!.. Я по-прежнему имею дело с vip-персоной, способной спасти от дефолтаэкономику Парагвая, но совсем не способной на убийство. То есть он в состояниирассуждать об убийствах, и даже гораздо более изысканно, чем это делал адептромантической поножовщины не-Шон, привлекая к этому поэзию, прозу и жалкийпостмодернистский потенциал современного искусства, – но сам не в состояниизарезать и цыпленка.

Знаем мы таких умников, сказали бы мои питерские друзья.

Алекс наконец-то прекращает терзать конверт, и тотсоскальзывает вниз. Первое, что я вижу: пистолет, лежащий у Спасителя мира наколенях. Он обращен дулом ко мне.

– Хотите меня пристрелить? – глупо интересуюсь я,топчась на месте и совершенно позабыв, что в любой момент могу сделать шагназад и захлопнуть дверь.

– Нет, что вы! – пугается Алекс. – К тому жепистолет не заряжен. Я взял его с полки… Просто так… На всякий случай. Вот, смотрите.

Жалкие попытки Алекса выбить обойму из пистолетной рукоятини к чему не приводят. Но я смотрю не на него – на полки, на которых еще днемлежали боеприпасы, ножи и коллекция экзотических предметов, похожих на оружие.Поверхности полок стерильно чисты, хотя снайперские винтовки и прицелы к ним наместе. На месте и два пистолета (третий прихватил Алекс) – если патронов нет ив них, толку от железной рухляди будет немного.

– Патронов нет нигде, – тихо говорит Алекс,перехватив мой взгляд. – Я уже проверил. Объясните мне…

– Сначала вы объясните.

– Хорошо. С чего начать?

– С того, как вы здесь оказались.

– Я был в отъезде. Крупная сделка в Чехии, впрочем, этоневажно… Сделка по определенным причинам не состоялась, и я вернулся многораньше, чем предполагал. Вернулся сегодня днем. И сразу же получил звонок отодного из своих сотрудников. Этот звонок показался мне чрезвычайно важным. Речьшла о женщине… Которую я считал погибшей.

– Эта женщина была так для вас важна?

Мерседес, ну конечно же! Мерседес – вопрос о ней, заданныйАлексу напрямую, не может не выглядеть унизительным, учитывая ночь в Эс-Суэйре.И я не должна была задавать его – хорошо еще, что Алекс слишком поглощенпроисшедшим с ним, чтобы обращать внимание на легкие ревниво-эротическиеакценты. А «один из сотрудников», конечно же, Слободан. Это он сдал меня,щенок! Сдал человеку, работать на которого ему было невмоготу. Сдал после того,как предмет его обожания лично попросил его ничего не говорить Алексу овоскресшей компаньонке. И просьба, как мне помнится, была неоднократной –совсем как припев в песне «Сара».

– Эта женщина долгое время имела свою долю в моембизнесе. Она была незаурядна, правда. – Алекс обводит взглядом потайнуюкомнату. – Даже более незаурядна, чем я мог предположить. Совсем недавно яполучил известие о ее гибели. Я был расстроен. А сегодня выясняется, что онажива и уже появилась в Париже…

Пока Алекс не сказал мне больше того, что сказал Слободан.Пожалуй, Слободан был намного раскованней в своих комментариях по поводуМерседес.

– Этот ваш сотрудник – он виделся с ней?

– С Мерседес? – Алекс растерянно потирает идеальновыбритый подбородок. – Кажется, я не успел спросить его об этом. Нуда, онпросто сказал: Мерседес вернулась. И это хорошая новость.

– А плохая? – машинально спрашиваю я.

– Плохая? Плохая – то, что мы с вами оказались здесь.

– Это чревато неприятностями?

– Послушайте, Сашa! Когда я узнал, что Мерседес жива,но почему-то не позвонила мне… Я сразу же отправился сюда, к ней. Вы должныпонимать…

– Я стараюсь понять.

Алекс оправдывается, как будто я вытягиваю у него признанияпод дулом пистолета. Но оба мы не вооружены и находимся в сходной ситуации. Ктому же еще совсем недавно он был Спасителем мира и человеком, созданнымуберечь от банкротства издания, посвященные современному (мерзость какая!)искусству. А я – кем была я? Девкой с ресэпшена в марокканском отельномзахолустье. Нет-нет, нужно отдать должное Алексу, еще до всего произошедшего онпо достоинству оценил мое воображение и мою неординарность и даже пригласил работатьв его команде… Теперь роли поменялись, и Алекс ищет в моем лице сочувствия,если не покровительства. И от лоска, который всегда (и в постели тоже) отличалзнаменитого галериста, и следа не осталось. Все это неправильно, так не должнобыть – ведь он все-таки мужчина. И обязан вести себя как мужчина, а не какмальчишка, запертый в чулан за кражу варенья.

– …Я стараюсь понять, Алекс.

– Я поднялся сюда… Я ведь знал, где живет Мерседес, ябывал у нее несколько раз… Так вот, я поднялся сюда и позвонил.

– Но парадное закрыто на ключ, – замечаю я. Скаких это пор во мне проснулся мой марокканский следователь?

– Оно обычно закрыто на ключ, я знаю. Но как разсегодня… Как раз сегодня дверь внизу была распахнута настежь. То же самоеслучилось с дверями в квартире Мерседес.

– Они тоже были распахнуты настежь?

– Скажем, они были приоткрыты. Тоненькая щелочка. Этопоказалось мне странным – Мерседес неохотно пускает в дом гостей, без довольнопридирчивого фейс-контроля сюда не попадешь, а тут пожалуйста… Естественно, явошел.