Обрученные с Югом - Пэт Конрой

— Что все это значит? — подвинувшись к Айку поближе, шепчу я ему на ухо.

— Твою мать, Жаба! — шепчет он в ответ краем рта. — Этот парад закатили, чтобы пощекотать мне задницу, так что давай без вопросов, наслаждайся жизнью.

— Надеюсь, ты вывалишься из джипа, когда будешь объезжать строй, и отобьешь свою многоуважаемую задницу.

— Между прочим, ты поедешь со мной. И Найлз тоже, — говорит Айк, не в силах скрыть торжества в голосе.

— Это не положено.

— Сегодня положено.

Рядом с нами останавливается большой военный джип, за рулем курсант, который сияет белоснежной безупречностью, — образцово-показательный курсант. Генерал Уотс энергично подходит ко мне и представляется:

— Генерал Уотс. Мистер Кинг, класс пятьдесят девять?

— Да, генерал, Лео Кинг, — отвечаю я, пожимая его руку в перчатке. — Только класс семьдесят четыре.

— Найлз Уайтхед, генерал, — говорит Найлз. — Класс семьдесят четыре. Мы с Айком были соседями по комнате.

— Знаю, — кивает генерал Уотс. — Поэтому по просьбе Айка вам и предоставили высокую честь объехать парадный строй вместе с ним. Мистер Кинг, вы займете место рядом с курсантом сержантом Сьюардом. Мистер Найлз, вы встанете слева от меня. А начальник полиции — справа.

Как мне жаль, что отец не дожил до этой потрясающей минуты! Джип медленно движется вдоль постриженного газона. Я смотрю на Бонд-Холл, где на первых курсах учебы в Цитадели у нас проходили уроки химии и физики. Резко поворачивая налево, джип объезжает роту за ротой. Когда мы проезжаем мимо роты Ромео, она разражается криком приветствий. Это наша бывшая рота, и мы с Айком и Найлзом, не удержавшись, приветствуем в ответ эту роту, которая дала нам путевку в жизнь. Объехав весь строй курсантов, джип останавливается возле генеральской трибуны. Мы с Найлзом выходим, обнимаем нашего соседа по комнате, который переживает один из лучших дней в своей жизни, и возвращаемся на свои места.

После этого начинается собственно парад. Каждая рота демонстрирует себя во всем блеске — движения согласованные, точные. Зрелище в чем-то сюрреалистическое, похожее на балет. Парад проходит идеально, без сучка без задоринки. Только позже станет известно, что каждый участник парада в тот день подвергался смертельной опасности.

В понедельник я заканчиваю свою колонку, посвященную церемонии инаугурации Айка и параду в его честь. Перечитываю хвалебные слова, которые только что написал, и они мне не нравятся. Начинаю править — здесь добавляю красок, там убираю пафос, ищу интонацию золотой середины, чтобы уважение сочеталось с юмором. Снова просматриваю критическим взглядом текст и на этот раз остаюсь доволен.

Беру готовый текст и несу в зал редакции, отдать Китти Мэхани, которая работает моим помощником с того самого дня, как я стал ежедневным колумнистом. Она обладает стопроцентной грамотностью выпускницы католической школы, к тому же всегда критически оценивает мою работу, чтобы я не переборщил в мнениях и выражениях. Она настоящий бриллиант в моей короне, и мы оба это прекрасно знаем.

— Привет, Китти! Принес очередной шедевр. Просто удивляюсь, как мне удается творить их каждый день. Ну давай, берись за работу. Можешь все перекроить, переделать, слова на слове не оставить, только не забудь подписать моим именем, когда закончишь кромсать эту нетленную прозу.

— С удовольствием, Лео! Поскольку ты писал об Айке, от текста за версту разит сантиментами.

— Суровая ты женщина, Мэхани.

У Китти звонит телефон, она снимает трубку и слушает. Голос в трубке мне незнаком, но я вижу, как в глазах Китти появляется испуг. Она откладывает трубку в сторону.

— Какой-то тип хочет поговорить с тобой, Лео, но не называет себя.

— Ты знаешь наши правила. Если он не назовет имя — я не возьму трубку.

— Он говорит, ты захочешь с ним поговорить, если тебе напомнить про какие-то грустные улыбающиеся рожицы.

— У тебя есть записывающее устройство на телефоне? — спрашиваю шепотом у Китти.

Она кивает.

— А стенографировать ты умеешь? — снова спрашиваю я.

— Конечно.

— Тогда запиши наш разговор.

Я пулей мчусь в свой кабинет, но прежде, чем нажать кнопку на аппарате и взять трубку, привожу дыхание в норму.

— Привет, Жаба! — с елейной фамильярностью обращается ко мне мужской голос. — Давненько не виделись. Последний раз во Фриско.[125]Помнишь, на Юнион-стрит? Помнишь, как ты наставил на меня пушку?

— Я прямо дрожу от возбуждения, когда вспоминаю об этом, мистер По. Надеюсь, мне еще представится такой случай.

— Только я не По, дружочек. У меня совсем другая фамилия. И у близнецов тоже. И у их матушки.

— Приглашаю вас на ланч.

Мой собеседник на том конце провода смеется — совершенно нормальным, добродушным смехом человека, который умеет ценить шутку, а не тем зловещим, дьявольским смехом сумасшедшего, как в моих ночных кошмарах.

— Я спешу, Жаба. Сначала убью тебя. Потом Найлза. Потом Айка. А близнецов оставлю на сладкое.

— Ну, со мной, допустим, вы разделаетесь без труда. А вот с Найлзом и Айком будет посложнее.

— О да, куда как сложно — подстрелить тыкву в поле! — со смехом подхватывает он. — Вчера вы трое красовались на джипе прямо у меня под носом. Я хотел позвонить стражам порядка, сообщить, что я снова в городе.

— Вообще-то в Цитадели не любят, когда по территории разгуливают вооруженные типы. Я не верю, что тебя пропустили.

— А как насчет орла на крыше Бонд-Холла? Во время парада возле него никто не дежурил.

— Разве на крыше Бонд-Холла есть орел?

— Я чуть не выбил мозги из твоей башки. Потом мне пришла в голову мысль поинтереснее. Я подумал, что получу больше удовольствия, если сперва объявлю тебе, что начал охоту за твоей головой.

— Вы известны своим чувством юмора, мистер По. Мы часто говорим о нем. Когда вы открыли в себе наклонность к педофилии?

— Моя фамилия не По. И я не педофил. Плевать, что обо мне рассказывают мои детки.

— Педофилия — это самое невинное из всего, что они рассказывают о вас. Скажите, просто для истории — с кем вам больше нравилось трахаться, с Шебой или с Тревором? Вы начали, когда им было пять лет. По крайней мере, у меня такие сведения.

— Прячь получше ключи от дома, Жаба, — говорит он уже не шутливым голосом, а злым, угрожающим. — Прошлой ночью я навестил тебя, полюбовался своим гомиком — он спал в гостевой на первом этаже. Загляни в свой фарфоровый сервиз. До скорой встречи. Сладких снов, Жаба. — Он вешает трубку.

Я обливаюсь потом. В комнату врывается Китти.