Под флагом цвета крови и свободы - Екатерина Франк

– Морган сейчас на «Морском льве»? – уже порядочно устав от их неявных перепалок, осведомился Эдвард. Морено сразу же сверкнула глазами:

– Четверть часа назад завалился к нам в кубрик спать. Кстати, Джек, мне тоже интересно, почему ты до сих пор не велел отправить его на «Морской лев», где ему и положено быть? Проблем не оберемся, если он до отплытия выкинет какой-то трюк…

– Захочет выкинуть – пусть выкидывает сейчас, и я сразу же дам ему расчет, – с непроницаемым лицом возразил Рэдфорд. – Эту проблему стоит решить раз и навсегда… Вот они! – внезапно оживившись, указал он в сторону берега, на котором группа матросов как раз устраивалась в трех порожних шлюпках.

– И года не прошло, – все еще недовольно шепнула Эрнеста Эдварду, однако хорошо знавший ее человек заметил бы, что она чуть заметно улыбается; увидел это и Рэдфорд, искоса любовно наблюдавший одновременно за девушкой и за возней на берегу. Когда шлюпки, спущенные на воду, подошли ближе, все трое как-то незаметно сами для себя отправилась на правый борт встречать их. Взору их открылась странная картина: прежде чем самому подняться по трапу, Генри обернулся, наклонился и, взяв за плечи шедшего следом за ним мальчика, пропустил его вперед.

– Доброе утро, Джек, – вежливо поприветствовал он капитана. – Я вернулся и жду дальнейших распоряжений.

– Это я вижу, – с невольной усмешкой кивнул тот, указывая глазами на мальчика. Тот глядел на Рэдфорда, как завороженный, слегка приоткрыв рот и затаив дыхание. – Кто это такой?

– Его зовут Ричард, – сдержанно улыбнулся было Генри и сразу же исправился с нарочито серьезным видом: – То есть, я хотел сказать, теперь уже Роджер. Это твой сын, Джек.

Вероятно, если бы Фокс ни с того ни с сего вынул пистолет и предложил из него застрелить приведенного мальчика, и тогда выражение лица капитана Рэдфорда не было бы столь пораженным. Он вздрогнул, шагнул было вперед и сразу же отступмл на прежнее место, осторожно улыбнувшись:

– Простите, мистер Фокс, мне послышалось, что вы сказали…

– Джек, тебе не послышалось, – мрачно возразила Эрнеста, глядевшая на мальчика с плохо скрытым сочувствием, а на Генри – с откровенными злостью и досадой; Эдвард, не вполне понимая их причину, внимательнее всмотрелся в еще детские черты их гостя и замер, потихоньку начиная догадываться обо всем.

– Вы действительно капитан Рэдфорд? Неуловимый Джек? – почти благоговейно выговорил Роджер не слишком часто употребляя емое и не очень-то любимое самим хозяином «Попутного ветра» прозвище; тот перевел на него мгновенно ставший стальным тяжелый взгляд:

– Говоришь, твое имя теперь Роджер?

– Я сам выбрал его себе, когда узнал, что мой отец пират, – торопливо ответил мальчишка. – Мне показалось, что оно… подходит больше.

– Сколько тебе лет, Роджер? Как давно ты ушел из дому? – чуть заметно дрогнувшим голосом продолжал спрашивать Рэдфорд. Генри удивленно обернулся к нему:

– Что это означает, Джек? Разве ты…

– Старший помощник Фокс, – решительным, напряженно резанувшим воздух голосом вмешалась Эрнеста, – будьте добры, нам нужно поговорить. – В контрасте с как нельзя более почтительным содержанием слов ее пальцы сразу же сомкнулись на запястье юноши стальным кольцом, оставив заметные следы от ногтей на гладкой смуглой коже. Пробившись сквозь толпу любопытных матросов, Морено сразу же оттеснила его на мостик и одарила яростным взглядом:

– Ты вообще соображаешь, что творишь? Я же предупреждала, чтобы ты не смел подставлять капитана своими выходками!

– Мэм, простите, но я вас не понимаю, – безо всякой обиды и с одним лишь искренним недоумением ответил Генри. Эрнеста коротко, зло рассмеялась и сразу же сама оборвала себя:

– Вот как? На кой черт тебе даны глаза, если ты ими ничего не видишь?! – Она болезненно поморщилась, переведя взгляд на старательно вытянувшегося перед капитаном мальчика и прибавила хрипло: – Ты дал ему напрасную надежду, а хуже этого преступления перед ребенком нет ничего.

– Почему напрасную? Разве сын не должен знать своего отца? – возразил юноша, и Морено скривилась с отчетливой мукой на лице, затмившей скрывавшую ее до того злость:

– Глаза раскрой, говорю же. У парня англичанка–мать, а отец – либо голландец, либо француз–южанин. Причем лицом он явно пошел в него…

– Вы ведь не можете знать наверняка, – шепнул Генри настойчиво. Эрнеста обернула к нему сверкнувшие искренним, хоть и невеселым смехом глаза:

– После целой жизни на Карибском побережье, где в каждом жителе по три–четыре разных крови, а сам он знает пять–шесть языков? Даже не представляешь, как я хотела бы сейчас ошибиться на этот счет…

– Моя мама живет на Мартинике, в… в доме господина Сильвареса, – несколько смущаясь сразу же поднявшегося следом за упоминанием известной фамилии держателя крупного борделя гула матросских голосов, продолжал между тем, словно в подтверждение слов девушки, Роджер. – Мама всегда говорила, что вы – мой отец, и поэтому я сбежал из дому и отправился искать вас, как только… Я везде побывал – и в Порт–Ройяле, и в Нассау, и на Тортуге, и в Нью–Лондоне, и здесь, на Тольяре – я искал, спрашивал всех, только чтобы встретиться с вами, мистер Рэдфорд! Мне говорили… говорили, что все это может быть ни к чему… что я могу и не быть вашим сыном… но я не слушал, не слушал их всех, потому что точно знал – вы мой настоящий отец! – захлебываясь от волнения словами – слава Богу, пока что без слез – все сильнее прерывающимся голосом повторял он, с мольбой глядя на капитана: – Вы… Вы ведь мой отец? Мой настоящий отец, сэр?

Каменные, словно судорогой сведенные черты лица Рэдфорда наконец чуть заметно дрогнули; медленно, неуверенно, словно делая это в первый раз в жизни, он кивнул:

– Да. Да, конечно, Роджер, я – твой отец. У меня нет в этом ни малейшего сомнения.

– Господи Боже, – не то с облегчением, не то с восторгом пробормотала Эрнеста так тихо, что даже стоявший совсем рядом Генри едва смог разобрать слова. Роджер же, казалось, не поверил своим ушам: до этого державшийся каким-то невероятным усилием, он совсем затих, застыл на месте, не смея шелохнуться и глядя на Рэдфорда огромными глазами, полными такой безусловной, искренней и восторженной любви, что у того дрогнуло сердце.

– Я твой отец, – уже намного тверже повторил Джек, шагнув ему навстречу и раскрыв объятия: – Иди ко мне, сынок. Добро пожаловать, – уже через мгновение тонкие, крепкие для десятилетнего мальчишки, а для него самого – все равно невыносимо хрупкие ручонки обхватили его шею, и Роджер, прижимаясь к нему и крупно трясясь всем телом, зашептал куда-то в плечо, пряча зареванные наконец-то прорвавшимися слезами глаза:

– Я знал… Я знал, что ты мне поверишь! Я правда твой сын? Ведь правда же… правда, папа?..

– Правда, сын, – решительно ответил Рэдфорд, с удивлением сознавая, что для него вовсе не составляет труда полностью подхватить на руки это доверчиво прильнувшее к нему существо: видимо, мальчик здорово оголодал за время своих поисков. – Вот как мы сделаем: сейчас отдадим якорь и выйдем в открытое море, а ты пока сходишь поесть, умоешься и переоденешься – думаю, у нас найдутся тебе какие-то вещи на смену; и заодно зайдем к мистеру Халуэллу – он у нас судовой врач.