Черная водолазка - Полина Санаева

Воротишься на родину и вечером в темноте слышишь, как во дворах почему-то пахнет травой и весной, а утром в окно бьет солнце, какого в Москве не было с августа. На щеке нагревается квадратик. И обступают звуки, возвращающие приблизительно в четыре года. Вот где я давно не была. Лет 38.

Тут у котов круглый год март, они завывают, они орут жуткие горловые песни, отчаянно призывая к отношениям. Им не лень, им очень хочется. У тысячи воробьев в пирамидальном тополе утренняя планерка, на которой все галдят и все не по делу. Машина газует долго и с удовольствием, водитель ее завел, но не уезжает, будто хочет погарцевать. Простыня полощется на ветру, буквально навевая мысль о парусах и фрегате. Все это одновременно. Потом приходит женщина и кричит: «Рыба! Рыба!», легко перекрывая котов. Я вспоминаю, что на родине никому не жаль вкладываться во взаимодействие с внешним миром, общение и продолжение рода.

Например, в моем московском дворе живут два солидных ворона. По ним сразу видно, что они живут тут на сто лет дольше любого, и это их собственные два дерева, три крыши и, конечно, козырьки и портики. У них свой режим, и быт налажен. Суетиться им незачем, чаще всего они сидят неподвижно. (Я тоже). Издалека примечают, если положишь горбушку на подоконник, медленно подлетают, требовательно смотрят боком в окно и уносят корочку куда-то к себе на кухню. Их сменяют деликатные бледные синички. Тук-тук-тук. Бывает, у меня это самые серьезные внешние события за день. Дальше тишина.

В Москве с трудом заряжаешь батарею и расходуешь зарядку бережно, порционно, только на самые необходимые звонки и действия. В Махачкале вспоминаешь, что есть много всего, что заслуживает внимания, и начинаешь подозревать, что именно оно и называется жизнь.

– Устала.

– Приезжай домой.

– Что там делать?

– Махачкала идеальна, чтобы не делать ничего.

Но ведь хотелось же найти разумную пропорцию труда и отдыха. Планировалось как побег из мегаполиса с целью сосредоточиться на главном: работе, работе и работе. Типа, что в Махачкале еще делать? На рынок, что ли, ходить за бараниной? Да никто уже сам не готовит, все заказывают с доставкой. А дальше что планировалось? Ну, выловить релакс, выловить гормон, потом выловить бодряк. И все это удалось. Кроме работы.

Понимаете, у меня с Махачкалой общий уровень влажности и атипичная любовь к ветрам. Из-за влажности Махачкала растворяется во мне, а я в ней – мгновенно. Один вдох смешанного (морской со степным) воздуха в районе аэропорта Уйташ, и вот оно: есть контакт. Ты внутри родного аквариума, родного болота. Зелено, мутно, сидишь, немножечко разбухаешь.

Но тут налетают ветра. Ветра полощут, болтают, продувают насквозь вместе с волосами и межполушарными связями, и я никак не могу собраться. И работать, работать, работать. Увлажняюсь и полощусь на ветру. Дышится хорошо, вороны летают, чайки, иногда туман, иногда дым, пахнет то мусоркой, то лимонным кремом, уличные коты на своих постах – никакая экология зверское либидо не берет.

Тут никого ничего не берет. Свободное жонглирование временем, роскошные привычки, семейные ценности, всюду жизнь и не служебные, но очень важные дела. Любые мировые тенденции игнорируются или подвергаются обструкции. С 1 января идет дождь, подоконник в спальне очень чувствительный: сутками транслирует ветер и дождь – тоже полощется, усиливает ураганные порывы и стаккато дождевых капель.

Хочется слушать свой подоконник и греть пироги в духовке. Стройные слова в московских текстах ускользают, проходят по касательной от ближайшей извилины. Жизнь выскальзывает из всех графиков, перетекает в интуитивное существование. Тепло или холодно, острое или сладкое, каблуки или кроссовки, с неба льет или сыплется манкой?

Иногда между домами видно 30 сантиметров зимнего моря цвета грифеля. В принципе всегда знаешь, где оно. И едешь либо вдоль, либо К, либо ОТ него. Бывает, море только пахне́т и даже не покажется, но присутствует и волнует рядом. К нему хочется. Так просто и подышать. И чтоб на кожу осела соленая морось.

Влажность заползает через кожу, ты расслабляешься, а если вдруг и солнце в окно, и воробьи истерически чирикают, тут же появляются эти прекрасные махачкалинские мысли «сегодня уже ничего не делать и пойти к Лене поговорить, как жить дальше. А по дороге купить тот новый тортик, очень легкий, понимаете, без теста почти…» – «Он невероятный», – сказал Махмуд. А когда Махмуд говорит «невероятный» – значит, надо как минимум пригубить.

А щучья икра, страшно свежая, пахнущая уютным речным дном, да на свежем хлебесмаслом… С корочкой. А кофе надо брать только «живой» и молоть в армянской кофемолке в пыль. В пыль! Только так! Иначе ерунда получается.

Сегодня прям с утра сяду и ка-а-а-ак поработаю, думаю я. А с утра начинаются резкие движения в окружающей атмосфере. Салюты, салаты, компоты. Ты едешь к нам или нет? Открой вон тот баллон! Это черная смородина или виноград такой? Терпкий.

А чуду с тыквой?

«В том кафе закажи, где они добавляют специю прикольную…»

– Э-э-э, гараж! Прикольная специя – это тмин!

* * *

– Новую «выпечку» пробовали? Название пафосное, но лимонник шикарный.

– Я не могу есть в кафе, где даже на блюдце золотая лепка, не говоря о стульях и потолке.

– Говорю, лимонник попробуй там.

* * *

– Шамайка – это рыбка, как тарашка, только жирней, классика к пиву. Взять?

* * *

– С охоты зайца привезли, готовят в гараже там. Три дня охотились на трех машинах, два раза застряли, толкали, ночевали в поле, привезли одного зайца. Но вкусный был, базару нет.

* * *

– Юля открыла салон красоты. Надо идти и делать там ВСЕ! Можно так? Прийти и сделать там сразу ВСЕ?

Оказывается, для того в Махачкале и на земле существуют салоны. Идешь сначала туда, делаешь ВСЕ, и только потом без единого пятна и волоска на солнце – по гостям и свиданиям.

Завтра точно. Решаю я и верю в себя, как учат коучи. Завтра поработаю. В инет ни ногой, в город тем более – сосредоточусь и-и-и-и!

Но вот прекрасная мысль про массаж. В Махе дешевле, и ездить недалеко. Надо ловить момент. Начинаю ходить на массаж. Возникают странного рода проблемы: «Куда-куда ты? И что теперь? Из-за твоего массажа пять человек будут сидеть и не начинать?»

А еще хочется к Савельевой на дачу. У нее в январе цветут ирисы и розовеют маленькие клубнички на грядках – просто, чтоб сделать Савельевой приятное. Как в сказке «Двенадцать месяцев». Потому что Савельева – художник, она на светлой стороне.

Дальше обступают девочковые заботки. На ногте облетел новогодний шеллак, надо обновить, записываемся. У сережки оторвалось ушко и потерялся маленький камешек, надо отдать в ремонт в ювелирную. Договариваемся, едем.