Дикий Восток - Александр Афанасьев

Если раньше дворянство предпочитало служить в кавалерии, показывая свою лихость — то теперь, после ликвидации кавалерии как рода войск, мнения высшего света разделились. Часть дворян сочла, что последним прибежищем дворян остается флот, оставшаяся же часть сменила живого коня на стального — на скоростной истребитель. Всего в Адене базировалось двенадцать истребителей — и на них служили двенадцать дворян. Но был в полку и тринадцатый — сосланный.

Молодой князь Владимир Шаховской числил свой род от князей Ярославских и был прямым потомком Владимира Мономаха, величайшего из царей того времени. Несмотря на возраст — двадцать девять лет, почти тридцать — звание он носил всего лишь капитана, ибо три года назад был разжалован в рядовые и сослан на Восток за нашумевшую историю с дуэлью и оскорбление старшего по званию. Отделался легко — по совокупности за дуэль и оскорбление полагалась смертная казнь. Ссылка на Восток, в действующую армию — в конце концов, наказание не позорящее, точно так же раньше ссылали на Кавказ. Вот только в истребительную эскадрилью путь ему был уже закрыт, истребители были «белой костью», особым сообществом летчиков и опозоренного в свой круг они никогда бы не приняли. Собственно говоря, это и было самым страшным наказанием для князя Шаховского, одно время он даже подумывал застрелиться. А потом ничего, привык. И сейчас при посиделках с истребителями с иронией говорил: «Это вы там, в небесах, а мы тут низэнько, низэнько». Низенько у него получалось как «низэнько», как из анекдота про польского еврея.

Капитан Шаховской был теперь первым номером — пилотом-штурмовиком на БШ-2, лицензионном германском Фокке-Вульф-189. Вот только если в оригинальном варианте Фокке-Вульф исполнял роль самолета для летнабов, летчиков— наблюдателей, а в последнее время еще и ретранслятора систем связи — то для Российской Империи германские и русские инженеры создали тяжелый противоповстанческий штурмовик, да так удачно, что теперь его закупали уже немцы для Восточной Германской Африки и Западной Германской Африки. И еще буры — для себя.

БШ-2, бомбардировщик — штурмовик, вариант два был сконструирован на заводах Гаккеля[17] на основе лицензионного самолета-разведчика Юнкерса. Он был создан в ответ на насыщение поля боя скорострельными малокалиберными пушками и для применения на ближнем Востоке, где самолеты часто подвергались обстрелам с земли из всех видов стрелкового оружия. Самолет этот был хоть и тихоходен — но отлично вооружен: четыре авиационные пушки калибра 23 миллиметра, два скорострельных пулемета и два контейнера с кассетными бомбами — по сорок восемь штук в каждом контейнере. Точность бомбометания была невысокой — но высокой и не требовалось: заходя на цель, штурмовик просто накрывал цель широкой полосой разрывов. Хвостовой стрелок располагал собственной стрелковой установкой калибра двенадцать и семь — для защиты от истребителей противника.

Вторым номером у Шаховского был поручик, со смешной фамилией Дубина — он даже не обижался, когда над ним подтрунивали по поводу фамилии. Невысокий, но крепкий белорус, способный завязать вокруг себя лом, удивительно незлобливый и не имеющий никаких карьерных притязаний, он как нельзя лучше подошел в пару к Шаховскому. Вообще, второй номер в этом варианте самолета сидел спиной к первому и должен был прикрывать самолет от захода в хвост — но тут в хвост давно никто и никому не заходил. Шла обычная, муторная и монотонная летная работа — штурмовки, штурмовки и еще раз штурмовки. Банды, караваны с оружием. Британцы, конечно, баловались — но они над морем и не ходили, по взлету сразу ложились на правое крыло и с резким набором высоты уходили в сторону нагорья. Поэтому, все самолеты эскадрильи подверглись усовершенствованию — кормовой пулемет теперь смотрел на вверх, а вниз, под ноги стрелка, через специально прорезанный люк. Когда начиналась штурмовка — второй номер просто лупил из него по земле, особо и не целясь. ДШК есть ДШК, прилетит — мало не покажется…

Князь Шаховской снимал веранду в одном из трехэтажных, недавней постройки домах, на самом краю Максура, у пляжа. Пляж был совершенно изумительный — не желтый, а черный, вулканического песка. Мансарда у пляжа стоила довольно дорого — но князь не скупился, ибо по вечерам можно было наблюдать прямо с веранды за очаровательными купальщицами. Русских здесь было мало — но длительное смешение кровей в одном из крупнейших портовых городов региона дало свой результат — красивее дам не было, наверное, километров на пятьсот отсюда в любую сторону. Если дамы средних лет еще носили паранджу почти поголовно — то молодые дамы ходили с непокрытой головой, купались в море и при случае не прочь были завести отношения с симпатичным русским офицером-летчиком. Особенно если тот красиво ухаживал, читал стихи собственного сочинения, танцевал европейские танцы и обещал прокатить на тренировочном самолете над родным городом — на это, по опыту князя Шаховского клевали две из трех.

Вот и этой ночью, поспать князю удалось недолго — не до того было — встал с глазами, как будто засыпанными песком. Позавтракать можно было в полковой столовой, благо кормили летчиков вкусно — но до столовой еще надо было дойти. А времени было пять часов утра[18]. Несколько раз подпрыгнув, приземляясь на всю стопу — чтобы восстановить контакт с реальностью — князь зажег спиртовку и стал готовить кофе.

Кофе здесь был просто великолепный — такого больше не было нигде[19]. Хоть его аромат полностью раскрывался только если сварить на костре, на открытом огне — но и на спиртовке он был великолепен. Местный кофе растет в высокогорье, при сильных перепадах температур и недостатке влаг и. Возможно поэтому зерен хоть и было мало — но вкус напитка получался удивительно насыщенным, терпким и каким-то маслянистым.

Кофе князь пил в самую последнюю очередь, прежде он утолил голод оставшейся со вчерашнего дня подсоленной лепешкой. Русские офицеры вообще в отличие от британских не пытались выстроить для себя отдельный мирок, кусочек Британии на континенте — а наоборот становились частью уже сложившегося мира. Они учили арабский в его неповторимом местном диалекте[20], они жили рядом с местными, питались тем же, чем они, делили с ними все радости и беды. Относились к русским по разному — где-то люто ненавидели, где-то предупреждали о появлении исламских экстремистов с недобрыми помыслами. Но везде — уважали, и как друзей и как врагов.