Дикий Восток - Александр Афанасьев

Повернувшись через левое плечо, чеканя шаг, князь вышел из кабинета.

* * *

Князь отводил комэску на то, чтобы успокоиться двадцать минут, но Грибов появился через пятнадцать. Он служил здесь не первый день и хорошо знал характер своего непосредственного начальника. Первой реакцией на такое предложение, дерзкое и выходящее за рамки правил — ярость. Просто человеку надо дать прокричаться — а потом он начнет соображать. Причем соображать, как никто другой. Такой нрав у командира — что поделаешь.

— Капитан Шаховской ко мне!

Капитан, стоящий в тени под навесом и обсуждавший с воентехником Васильченко детали предстоящего взлета повернулся, подошел к комэску Грибову, который уже привел себя в более-менее рабочее состояние.

— Кратко — как?

— Цепляем за тягач. Помните, как отрабатывался взлет с палубы авианосца? Зацепка за крюк, выход двигателя на режим и — взлет. Машина эта теперь как тягач используется.

— Как ты зацепишь бэ-ша за крюк?

— А кто сказал про бэ-ша, господин майор — удивился капитан — я на сорок третьем[28] собирался лететь.

Майор с силой провел руками по коротким, рано поседевшим волосам

— На Северском… Там же…

— Две бомбы на двести пятьдесят и четыре пулемета — крупняка. Серьезной зенитной артиллерии здесь не будет.

— С бомбами ты не взлетишь.

Капитан наскоро прикинул — комэск говорил дело. Когда взлетаешь с короткой дорожки — а ведь даже авианосная палуба длиннее! — тут будет иметь значение каждый килограмм веса самолета.

Справится ли он с четырьмя пулеметами? А почему бы нет? Муртазаки боятся самолетов как огня, в их понимании это кара Аллаха, посланная с неба. Кроме того — они подумают, что если появился один самолет — скоро появятся и другие. Свои приободрятся — всегда приятно, когда тебя с воздуха прикрывают. Да и град пуль калибра 12,7 — не подарок на день Ангела.

— Добро, с бомбами я не взлечу. Но пулеметы с полным БК, лишним не будут. Где это?

— Отметка сто один и три. Семьдесят пять километров.

Князь прикинул — близко. У штурмовика радиус действия — больше в четыре раза. Значит, топлива можно тоже не под горлышко брать. Три четверти баков хватит — с лихвой.

— Добро — сказал князь одно только слово, ставя свою жизнь на кон и не жалея об этом.

* * *

Самолет снарядили быстро — он собственно и был снаряжен, утром собирались отрабатывать упражнения по сопровождению. Благо неподалеку болтался корабль Его Величества Инвисибл, у самого Баб эль-Мандеб. Британцев сюда никто не звал — и значит, сам Бог велел поднять в воздух восьмерку штурмовиков, подцепив на центральной подвеске каждому по старой доброй торпеде и поиграть британцам на нервах. Появиться на предельно малой — и лихо, ревущим вихрем, ангелом смерти пройти на самой летной палубой, сбивая с ног воздушной волной бегущих к самолетам британцев. А потом резко на вираж и в сторону берега и пусть догоняют. Но — получилось что не судьба. А на деле — вот как получилось.

Самолет «одолжил» сам Шилов — летчик-инструктор первого класса, натаскивавший здесь новобранцев. На его самолете красовалась восьмерка треф — знак профессионала, аса. Самолет — Северский С-43 заправили, залив в баки половину от положенного, загрузили боекомплект. Сейчас, князь Шаховской, одетый в летный комбинезон, стоял опершись на плоскость и выслушивал хозяина самолета. Майора Шилова он понимал — у самого бы душа не на месте была, случись ему самолет в чужие руки отдать…

— Имей в виду, на низкой самолет чуть козлить начинает, у него аэродинамика не та, это не твой тяжелый двухмоторник. Ты ручкой нежнее, нежнее — и все нормально будет.

Шаховской кивнул

— Он, когда на левую плоскость встаешь, чуть задерживается, там трос чуть ослаб. И не рискуй со штурмовкой. Пикировка — там автомат вывода есть, только на кнопку нажать.

— Понял, господин майор.

— Еще вот что. Лаз на сто один и один помнишь?

— Летал…

— Бери левее. Там ветер нехороший. Лучше выше забери — по скале на незнакомой машине только так размажет.

— Так точно.

— Господа, готово… — подошел раскрасневшийся Васильченко, зачем-то отдал честь. Князю внезапно пришло на ум выражение из какой-то пьесы: О император Константин, идущие на смерть приветствуют тебя. Здесь и сейчас происходило что-то в этом самом духе.

— Ни пуха…

— К черту.

Неуклюже, как это и всегда бывает в тесном и плотном комбинезоне, князь забрался в кабину, кто-то закрыл за ним фонарь. Так, на стопор — есть. Руки сами вспоминали порядок подготовки к полету на старого образца штурмовике…

Посторонние предметы в кабине — нет, рули и плоскости — выставлены правильно, ручку слушаются. Кран воздушного баллона — открыт, повернуть до деления 50 атмосфер, триммер рулей высоты нейтрально, шаг винта на максимум. Температура масла пятьдесят, наддув на первую ступень, пошел!

Техник, только что подсоединивший внешнюю воздушную магистраль в специальный лючок в крыле, крутанул винт — и двигатель зачихал, пробуждаясь ото сна. Капитан при этом ощутил восторг такой, что не описать словами — как будто первый раз в кабине сидишь. Все равно — истребители — особая каста и он принадлежит к ней.

Не до восторгов.

Малый газ, медленно растут обороты мотора, винт постепенно растворяется в воздухе, превращаясь в мерцающий диск. Чуть заметная дрожь пронизывает корпус, весь самолет — как гончая, готовая сорваться со смычка.

То, что они делали — в нормальных обычных обстоятельствах никто на это не пошел бы. Так взлетали на первых, переделанных из крейсеров авианосцах. Самолет цепляли за крюк, увеличивали обороты двигателя — и потом отпускали стопор. Малейшая ошибка — и самолет просто кувыркнется на нос, поэтому такие трюки проделывали только опытные и хорошо подготовленные летчики морской авиации. Князь же, хоть и прошел полный курс подготовки морского летчика — истребителя — в кабине этого самолета он не сидел уже как минимум полгода. И, тем не менее, он решил рискнуть[29].

Семьсот пятьдесят. Тысяча. Тысяча двести. Растут обороты, растет температура масла в двигателе, самолет пытается сорваться с места — но крюк зацеплен за стопор, а стопор — установлен на восьмитонном грузовике, тягаче, раскорячившемся у ангара и вцепившемся лапами-упорами в бетонную твердь. Одна ошибка — и самолет вертанет вперед, винт моментально разлетится на куски, когда лопасти ударятся об бетон — и эти лопасти полетят во все стороны, калеча и убивая все, что попадется им на пути. И в кабину обязательно прилетят осколки винта, к гадалке не ходи…