Дикий Восток - Александр Афанасьев

Откусывая от лепешки — она совсем заветрела, но вкус сохранила — князь в оба глаза смотрел на спиртовку и на стоящий на ней медный сосуд для варки кофе — джезву. Это целое искусство — сварить нормальный кофе, князь учился этому у местных купцов. Нужно поймать момент, когда пена вспенится и рванется за край — и в этот момент снять джезву с огня. Обязательно — чтобы не пролилось ни капли. Если прозеваешь — получится не кофе, а помои.

Успел — накрыл огонь стеклянной лопаточкой, немного подождал, перелил получившийся напиток в небольшой, тоже медный, узкий и глубокий сосуд — только в таком чувствуется вкус настоящего кофе. Немного подержал, согревая пальцы — ночами было холодно и, ночуя на веранде, он прилично замерзал. Потом в два глотка, не смакуя — выпил.

Пелену сна — словно мокрой тряпкой смахнуло. Враз.

Ни в России, ни в Висленском крае, где служил его отец, ни в Священной Римской Империи не умели готовить кофе. Закладывать его нужно примерно в два раза больше, в пересчете на стакан воды — чем это принято в цивилизованных странах. Ни сахар, ни молоко, ни тем более запивать холодной водой — всего этого кофе не терпит, это варварство. Напиток должен быть предельно концентрированным, только в этом случае он дает настоящий заряд жизненной энергии. Настоящий кофе не смакуют, его пьют залпом — зато в следующие двенадцать часов можно ничего не есть, работать — и не ощущать усталости. Правда, потом — валишься в кровать как подстреленный.

Кстати — было бы с кем…

Позавтракав, князь стал собираться. Повседневная форма — русские дворяне всегда носили форму, потому что иначе их могли заподозрить в трусости. Тем более — летная, светло-синяя. Трость — из местного дерева, выделки одного малоизвестного мастера — со стреляющим устройством на один патрон внутри, здесь такие тоже носили почти все. Пояс — роскошный, заказной, из телячьей кожи, проклепанный медными заклепками, не штатный, но смотрящийся просто шикарно. В ручной выделки кобуре — Маузер-712, тоже извечный выбор русского офицера на Востоке, больше половины покупали оружие за свой счет, и почти всегда выбор падал именно на Маузер. Пистолет и легкий карабин в одном лице. Верней — в одном стволе.

Квартирных хозяев бояться было нечего — он последнее время не проигрывался, и долгов у него не было — поэтому на улицу князь спустился, весело насвистывая при этом местную популярную мелодию. Вид у него при этом был весьма несерьезный — однако перед тем как выйти на улицу, он оттолкнул дверь тростью и несколько секунд присматривался — не ждет ли его на улице комитет по встрече. Только потом — вышел.

До аэродрома он всегда добирался пешком, благо, что недалеко. У него не было автомобиля, не было лошади или осла — но был мотоцикл. Самый настоящий британский гоночный БСА, трехцилиндровый. Настоящий зверь, иначе и не скажешь. Как то раз он баловства ради набрал двести тридцать на аэродромной взлетке — это было по-настоящему жутко. Словно летишь на бреющем — и бетонка в паре десятков сантиметров от твоего колена. Такого он не испытывал даже на истребителе. Жаль, что по-настоящему погонять на мотоцикле здесь и негде — нормальных дорог и в городе то почти нету…

Несмотря на внешне беззаботный вид, преодолевая короткое расстояние до аэродрома, князь присматривался по сторонам. Его научил этому отец, хлебнувший со своим полком лиха во время мятежей в Висленском крае. Внешне не представлять собой ничего особенного — но на самом деле все подмечать и все видеть. Торгуют ли торговцы — если дело плохо, то торговать, рисковать товаром не будет. Не закрывают ли ставни — посреди бела дня. Не малолюдно ли на улице — а с чего бы это? Не собирается ли около ограждения части толпа, не шляются ли посторонние с непонятными целями. Все подмечай — и врагу никогда не удастся застать тебя врасплох.

Тогда ты останешься жив.

У газетного торговца — а тут торговцы работали уже лет десять, все больше и больше йеменцев, особенно в городах умели читать и писать — князь купил Биржевые ведомости, приходящие сюда с опозданием на пять дней и местную Звезду Востока с типографией и редакцией в Багдаде. Нива еще не пришла, рано. Читать не стал, свернул и засунул под мышку — на аэродроме можно прочитать. Несмотря на то, что солнце только встало из-за горизонта, из хладных пучин океана — уже начинало припекать…

Авиаполк был отделен от общей, гражданской территории аэропорта колючей проволокой в два ряда, летный состав проходил через КП, устроенный по всем правилам военной науки — с кирпичными укрытиями для личного состава, с пулеметными стволами, торчащими из амбразур, с бетонными блоками, не дающими прорваться к шлагбауму на скорости. Исламисты ненавидели летчиков — небо было полностью за русскими, стоило только замешкаться — и на тебя обрушивалась неотвратимая, воющая смерть. Попытки прорыва на аэродром были, были и обстрелы — поэтому командование части предпринимало все возможные меры предосторожности.

Вольноопределяющийся, который проверял документы, был князю хорошо знаком.

— Что нового, Дончак?

«Вольник», с шикарными запорожскими усами и смешной фамилией пожал обтянутыми серой, с бурыми пятнами гимнастерки.

— Та ничего нового, пан летак… — Дончак говорил на смеси русского и польского, типичного для тех мест, откуда он родом — только в ночь обстреляли нас

— Обстреляли?

— Почитай тридцать мин на взлетку. Направляют зараз…

Вот это номера… И как же надо было спать, чтобы не услышать такой канонады…

— По ангарам не попало?

— Кубыть нет.

Князь дружески хлопнул вольноопределяющегося по плечу, шагнул на территорию части.

На взлетке и впрямь работала техника — видно было даже отсюда. На военных аэродромах покрытие взлетно-посадочной полосы состоит из плит, быстро заменяемых после обстрела или бомбежки. Здесь же был гражданский аэродром, так его мать, гражданская полоса — и поэтому про полеты на сегодня следовало забыть. Взлетит только Г4, он и с поляны лесной взлететь может. А вот гордым соколам — сегодня отдых. Хотя, с их комполка — какой к чертовой матери и отдых…

Занятия устроит — к гадалке не ходи.

Его БШ-2[21] располагался во втором ангаре, почти на самом краю поля — и именно туда он направил свои стопы, ибо плох тот летчик, который с утра первым делом не поинтересуется здоровьем своего железного скакуна, покорителя небес. Ангар, к облегчению Шаховского стоял нетронутым, ворота были распахнуты настежь и двое техников под командой сутуловатого, в очках, чахоточного вида инженера возились именно с его машиной.

— Доброго здоровья — вежливо, не по уставному поздоровался князь, ибо его отец учил его, что аристократия отличается от быдла вежливостью и обходительными манерами даже с нижними чинами. А опыт боевого (тут шла настоящая, без шуток, война) летчика подсказывал, что вернется он на аэродром или нет после очередной штурмовки какой-нибудь банды — это зависит не только от него, но и от тех людей, кто готовит самолет к вылету.