Встречи у метро "Сен-Поль" - Сирилл Флейшман

Он издалека слушал разговоры. Машинально пересчитал людей в автобусе. Один, два, пять, одиннадцать. Всего одиннадцать. Среди них старый приятель Ицик, мадам Самюэль, двое поставщиков и два брата Гиткера.

Ну-ка, еще разок: да, одиннадцать человек, вернее, десять — мадам Самюэль, женщина, не в счет. Что ж, в обрез.

На подъезде к Орлеанской заставе он снова заглянул в автобус. Закралось сомнение: что, если те двое, которых он не знал, не евреи? Тогда не будет миньяна, молитвенного кворума из десяти мужчин.

Он постарался отогнать тревогу: наверняка кто-нибудь еще подоспеет на городском автобусе или на машине.

И если это будут не одни женщины — такие же, разумеется, старухи, как мадам Самюэль, миньян обеспечен.

Впрочем, даже если десятка евреев не наберется, этот новомодный хазан, поименованный в договоре с похоронным бюро служителем культа, — где только они берут таких! — может и не заметить.

Вон он сидит, в черной мантии и какой-то скуфейке, как у католического кюре или православного попа, которую напялил только что, — видно, вспомнил о сане.

Если бы у души Рогинкеса сохранились глаза, он возвел бы их к небесам и вздохнул: ну и времена настали! Этот хазан мог быть ровесником его внука, если б у него имелся хоть один внук. И почему он обрядился с черную мантию, будто судья? Не мог, как нормальные люди, надеть пальто и шляпу? Еще умеет ли он молитвы читать? Небось иврита как следует не знает. Может, фирма прислала его только так, для видимости? Неизвестно.

Автобус подъехал к главному входу на кладбище. Мендель увидел кафе, в котором столько раз поминал усопших товарищей.

Что ж, теперь ничего не изменишь, будь что будет.

Охранник поднял шлагбаум и пропустил автобус.

Приехали.

Добрались, ничего не скажешь, довольно шустро. Абы кто от площади Республики до Баньо за полчаса не доедет. Хазана, может, и фальшивого подсунули, зато водитель, уж точно, настоящий. Ну ладно, хоть не зря денежки отдал.

Дух Менделя взлетел повыше и обозрел процессию: ага, тело, оказывается, тоже тут. Его привезли еще раньше. Прямо из больницы, где он умер. В фургоне такого же элегантного серого цвета, что и автобус. Не придерешься!

Фургон, а за ним автобус медленно двинулись по большой аллее к центральной площадке.

Насчет миньяна Мендель, конечно, дал маху, в другой раз будет умнее и потребует внести это в счет отдельной статьей, для гарантии. А в остальном все вроде бы шло неплохо.

Но когда кортеж, обогнув площадку, стал сворачивать в боковую аллею, к предусмотренному договором месту упокоения бренного тела, Мендель вдруг улыбнулся: кому теперь нужен счет, кому нужна твердая гарантия? Полный порядок гарантирован по определению.

И дух его отлетел высоко в поднебесье.

Мендель Рогинкес отбыл.

Ушел туда, откуда нет возврата.

Раз в год, в первое воскресенье июля, писатель собирал всех своих героев и отправлялся с ними в Булонский лес.

Встречались у метро «Сен-Поль» в десять утра. Доезжали без пересадки до «Порт-Майо», а дальше шли пешком. Корзинки со снедью брали с собой.

В этом году из сотни ныне живущих героев не поленились прийти всего десятка два.

Усопшие прилетели с кладбища Баньо, перемахнув через улицу Сент-Антуан. Эти всегда являлись неукоснительно: как-никак развлечение.

Кто-то из отсутствующих заболел, кто-то нашел другой предлог. В общем, народу набралось немного.

Не явились герои, которые были обижены на автора и хотели отомстить ему, подпортив праздник. Одни жаловались на маленький тираж книжки, в которой они фигурировали. Другим казалось, что автор поленился и выписал их бледновато. А некоторые и вовсе полагали, что, если б им только разочек показали, как пишутся рассказы, они бы сами написали их гораздо лучше.

Ну так вот, в пять минут одиннадцатого живых героев около метро топталось человек двадцать, не больше, они грелись на солнышке и ждали, пока писатель раздаст им билетики на метро. Тут были Рита Нихбрейт и Флора Бутерфлаг. И очень хорошо, что они присутствовали, потому что именно они отвечали за еду на пикнике. Правда, кто-то из героев прихватил с собой пару килограммов мацы, оставшейся с прошлой Пасхи, но есть мацу в неположенное время — кощунство.

Главный расчет был на припасы Флоры Бутерфлаг. Рита Нихбрейт в этом смысле ей уступала. Хотя не было случая, чтоб у кого-нибудь разболелся живот от Ритиного торта, сделанного из разболтанных в воде четвертинки желтка, щепотки соли, щепотки муки и щепотки сахара. Нельзя сказать, чтоб он был нехорош. Люди ели, а когда Рита спрашивала: «Вкусный?» — вежливо отвечали: «Просто воздушный».

Наконец вся компания двинулась вниз по лестнице на станцию «Сен-Поль», такую же воздушную, как торт Риты Нихбрейт, — сквозняк на сквозняке. Писатель возглавлял шествие.

Подошел поезд, все влезли в вагон.

Что же до покойных героев с Баньо, они полетели напрямик через весь Париж: над улицей Риволи, площадью Конкорд, Елисейскими Полями, площадью Этуаль, до заставы Порт-Майо. Билетиков для этого группового перелета не требовалось.

От метро шагали к Булонскому лесу. Последними шли Рита и Флора с семьями, нагруженные корзинками. Души мертвых бодро летели по воздуху, им было приятно побыть с людьми, которые помнили их живыми.

Стоял чудный денек. На станции детской железной дороги столпились ребятишки. Духи послали им благословение с небес; возможно, когда-нибудь эти невинные создания вырастут в негодяев, но пока, в то воскресное утро, они светились счастьем, весельем и чистотой.

Стали выбирать местечко, где расстелить скатерть и начать пикник.

Кто-то сказал:

— Зачем еще куда-то идти, хорошо и тут! Да и кому интересно, где расположатся на пикник мелкие литературные персонажи!

А кто-то продолжил:

— Да кому вообще интересно читать рассказики, в которых нет ни одного порядочного героя! Лично я ни за что не стал бы покупать такую дребедень. Вот если бы наш автор сочинял истории с настоящими, достойными героями, то и пикник был бы ого-го! Тут у нас сидели бы большие люди, а не какие-нибудь бутерфлаги или…

— Вам, может, еще захочется, чтобы наш автор писал про знаменитостей, разных там баронов, с которыми не посидишь на травке да не поговоришь попросту и которые приходят на пикник с собственным поваром? Лично мне и так хорошо. Мне великие не нужны! А не нравится моя стряпня — можете не есть!

— Ничего подобного я не говорил. Но согласитесь, если б тут, среди нас, был бы кто-нибудь выдающийся, какой-нибудь политик или певец…

— А я, между прочим, лауреат Нобелевской премии, — вмешался один из героев.