Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Софи Нордье

— Почему «вот-вот»? Уже уничтожили, — невесело поправил друга Амори.

— Да, ты прав. Уже уничтожили, разорили эту уникальную страну.

Они уже не раз говорили о наболевшем, пытаясь понять, как это случилось? Почему Симон де Монфор отказался когда-то идти на Зару, а затем на Константинополь? Единственный, кто прислушался к призыву папы Иннокентия Третьего не воевать против христиан, он отделился от основного войска и ушел со своим отрядом в Левант. А затем, опять послушавшись Иннокентия Третьего, пришел сюда, на земли Раймона де Сен-Жиля, теперь уже воевать против христиан, пусть и еретиков.

В шатер вошла Алиса де Монморанси и весело спросила:

— Можно? Увидела свет и решила, что вы не спите. Как всегда, не можете наговориться?

— Конечно, матушка. Присаживайтесь. — Ответив сразу на два вопроса, Амори предложил ей свой табурет, а сам устроился на дорожном сундуке. — Как отец?

— Как всегда, полон сил, пытается везде поспеть. И не хочет понять, что в пятьдесят лет необходимо себя беречь, — с нескрываемой нежностью в голосе проговорила Алиса. — Я напоила его настоем ромашки и мяты, пусть поспит подольше.

— Может, он потому и побеждает в этой войне, что держит все под личным контролем, вникает в каждую мелочь? — спросил Амори, не ожидая ответа.

— Снимай, зашью! — скомандовала Алиса, обращаясь к Габриэлю.

Когда тот подавал ей кубок с вином, она заметила, что у него на рубахе разорван рукав. И, не дав юноше возразить, громко велела дежурному на входе принести из ее шатра корзинку с рукодельем.

Алиса обладала неприметной внешностью, черты ее лица были далеки от совершенства, но она была очень деятельной. Ее муж, деверь, сыновья — за те восемь лет, что Габриэль жил в их семье, он тоже стал Алисе почти как сын, — многие годы воевали здесь, на тулузских землях, и женщина сочла своим долгом находиться поближе к родным. Правда, злые языки утверждали, будто мадам ужасно ревнует своего обаятельного мужа. Возможно, это и так, но прежде всего Алиса не могла позволить себе наслаждаться жизнью, в то время как ее любимые мужчины терпят военные лишения.

Наблюдая за тем, как она ловко зашивает его одежду, Габриэль вспомнил эпизод из детства. Это случилось в первый год его пребывания в замке Монфор. Находясь дома, Симон лично проверял, как упражняются его воспитанники. Он любил повторять, что боевое мастерство — это ремесло и искусство одновременно. Для начала надо освоить все навыки ремесла, чтобы они стали твоей сущностью и срабатывали на уровне инстинкта. А затем следует, оттачивая, доводить их до совершенства.

В этот день наставник юношей захворал и барон позволил ему отлежаться в постели. Габриэль с Амори занимались самостоятельно. С утра они пробежали два лье с холщовым мешком, наполненным мелким щебнем, на спине. Затем положенное время учились стрелять из лука. Едва они закончили отрабатывать удары копьем на квинтине[23], как пошел дождь. Спрятавшись в большом сарае, друзья решили заняться фехтованием на мечах, но, очень уставшие, упали на душистое сено, где и застала их Алиса.

— Спите, лодыри? А если отец узнает? Не избежать вам тогда порки.

— Ну, мама! Мы полежим чуточку — и продолжим, — по-детски захныкал Амори.

— Ладно, на этот раз ничего ему не скажу. Но только чуть-чуть — и опять за тренировку.

Материнское сердце отказывалось быть строгим. Алиса прекрасно знала, что безжалостный супруг разработал для Амори и Габриэля суровую программу занятий. Каждый вечер ее мальчики еле доползали до жестких кроватей, на которые даже перины запрещалось стелить.

Выйдя из сарая, Алиса — надо же такому случиться! — столкнулась с мужем. Небо устало сбрасывало последние капли дождя, а солнце, проталкиваясь сквозь тучи, спешило одарить землю теплом. Симон, прищурившись, улыбнулся. Чтобы предупредить сонных подростков, Алиса громко затараторила. Причем несла полную околесицу.

— Ты здорова? — ничего не понимая, удивился барон, и улыбка медленно сползла с его лица. Увидев растерянный взгляд супруги, он что-то заподозрил и резко отодвинул ее в сторону.

В сарае Амори и Габриэль прилежно фехтовали, однако торчащая из волос солома и сонные взгляды позволили барону догадаться об их нерадивости. Щедро отвесив мальчишкам по подзатыльнику, Симон увеличил дневную норму занятий. Больше юноши не пытались увильнуть от тренировок.

— Ну что, Амори, узнал, что за красавица похитила сердце нашего Габри? — Алиса закончила штопать рукав, откусила нитку и, увидев, что у сына отвисла челюсть, добавила: — Неужели вы решили, что, став взрослыми, научились скрывать от меня свои чувства?

Глядя на изумленные лица молодых мужчин, она невольно расхохоталась, и ее лицо вмиг преобразилось, сделавшись очаровательным.

***

— Что за шум?! — встревоженно воскликнула Агнесса, услышав пронзительный звук сигнальных рожков, доносившийся с улицы.

На первом этаже раздавались возбужденные голоса. Испытывая недоброе предчувствие, она торопливо спустилась к челяди.

— Говорят, папа римский окончательно признал права на завоеванные земли за этим жестоким варваром — Симоном, — возбужденно рассказывала служанка, только что вернувшаяся с рынка.

— И теперь он официально будет именоваться графом Тулузским, герцогом Нарбонны, виконтом Безье и Каркассона, — морщась, словно от физической боли, перебила ее вошедшая в кухню баронесса и махнула всем рукой, разрешая не вставать.

— А сейчас барон отправится к французскому королю Филиппу, чтобы получить из его рук инс… инстру…

— Инвеституру, — подсказала Агнесса сложный термин. — Документ, официально подтверждающий власть Симона на уже завоеванных им землях.

— Верно! Но перед поездкой в Париж его величество решил принять у тулузцев клятву верности. Поэтому он скоро будет здесь, — закончила служанка, и все тоскливо замолчали.

На улицах, привлекая внимание, продолжали оглушительно реветь рожки. Это герольды на рыночных и соборных площадях, возле трактиров и на оживленных перекрестках громко зачитывали приказ нового графа о том, что через неделю в Нарбоннском замке состоится церемония взаимной присяги. Глашатаи и кони были облачены в красно-белые цвета герба Монфор; это указывало на то, что предстоящему событию Симон уделял особое внимание.

Тревожный гул, состоящий из звона колоколов, гудения рожков и криков глашатаев, повис черной пугающей тучей, и город охнул, но знал: надо идти. Это закон, а его образованная Тулуза ценила.

В особняке Лонжеров начался переполох, который возможен только в доме, где три знатные дамы собираются выйти в свет, да еще куда — в Нарбоннский замок! Баронесса не была там уже несколько лет. И столько же почти не обновляла свой гардероб. Несмотря на достаток, купить приличный дамаст или бархат в стране, где торговые пути разрушены войной, не представлялось возможным. Взрослеющим девушкам приходилось довольствоваться тканями низкого качества или же нарядами, перешитыми из платьев самой баронессы.