Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Софи Нордье

— Ваша мило… простите, ваше сиятельство, неужели вы запомнили наши имена? — Удивленно округлив глаза, Агнесса великодушно пропустила мимо ушей резанувшие слух слова «у себя в замке». И, указав на дочь, добавила: — Аделаида — моя дочь.

— Если часто слышишь из уст окружающих одни и те же имена, их сложно забыть! — Метнув взгляд в сторону д’Эспри, граф ухмыльнулся и еще раз кивнул головой Аделаиде.

Габриэль в притворном смущении опустил глаза, мысленно благодаря Симона за то, что тот ему подыграл. Де Монфор тем временем весело продолжил:

— Кстати, сегодня шевалье мне больше не понадобится, поэтому можете распоряжаться им, как вам будет угодно.

Габриэль признательно кивнул вслед уходящему господину и продолжил ухаживать за дамами. От хорошего вина и теплой компании настроение у всех заметно улучшилось. После того как непродолжительное застолье закончилось, шевалье предложил баронессе и девушкам совершить конную прогулку в окрестностях замка.

— А затем мы согреемся бокалом вкуснейшего гипокраса у нас в замке! — подхватила возбужденная Агнесса, вызвав одобрительные возгласы.

Габриэль старательно развлекал дам и, похоже, сумел всем угодить. Даже Аделаида веселилась от души, позабыв о зависти, которую вызывала у нее кузина, но вечером все же не отказала себе в удовольствии и поддразнила шевалье:

— Сеньор д’Эспри, за весь день вы ни разу не поведали нам о своих воинских победах и трофеях, а это весьма странно для молодого рыцаря.

— К сожалению или радости, я не считаю, что подобные байки интересны дамам. — Габриэль на мгновение задумался, и с его лица исчезла улыбка. — К тому же я слишком рано попал на войну, миновав ристалищную юность. Мерзость настоящего сражения имеет мало общего с романтикой турнирного боя.

Этот уклончивый ответ вызвал глуповатое хихиканье Аделаиды и одобрительное восхищение на лице Сабины, что не укрылось от проницательного Габриэля. Однако он тут же отбросил неуместную глубокомысленность, ведь она могла нарушить его сегодняшние планы — завоевать расположение хозяек этого гостеприимного дома. Искрометные шутки и занимательные истории, позаимствованные из книг и рассказов жонглеров*, вновь посыпались из него как из рога изобилия, и это продолжалось до тех пор, пока вечер не сменился ночью.

Собираясь откланяться, д’Эспри направился к своему мечу, лежавшему на дорожном сундуке у входа. Однако Сабина его опередила. Будучи весьма сообразительной, она уже осознала, сколь сладка власть над влюбленным в тебя мужчиной, и решила немного позабавиться. Приподняв тяжелые, ничем не украшенные ножны, Сабина начала вытаскивать клинок, хотя прекрасно знала: каждый рыцарь весьма ревниво относится к своему оружию, особенно когда меча касается женщина — это считалось плохой приметой.

— Осторожно, он очень острый! — крикнул шевалье, но было поздно: девушка взвизгнула, порезав пальчик.

Меч с грохотом упал на пол. Подбежавший к Сабине Габриэль бережно взял ее ладонь и, сочувственно улыбаясь, слизнул появившиеся на коже капельки крови. Убедившись в том, что ранка пустяковая, он решил преподать девушке урок.

— Сейчас я продемонстрирую, сколь остер настоящий рыцарский меч, чтобы впредь вы относились к оружию осторожней.

Обнажив клинок, Габриэль подошел к противоположной стене зала, где в высоком бронзовом подсвечнике горела толстая восковая свеча, и с истинно мужской грацией молниеносно прочертил перед собой горизонтальную линию. Подсвечник не шелохнулся, свеча тоже, лишь пламя на несколько мгновений задрожало, но и оно вскоре успокоилось.

— Ну и что? — озадаченно спросила Сабина.

— Подойдите к свече и возьмите ее. — Пряча улыбку, Габриэль с показным равнодушием вложил меч в ножны.

Девушка сделала, как было велено, и в руке у нее оказалась половина свечи, аккуратно разрезанная посредине.

— Потрясающе! — воскликнула Аделаида.

— Мадам Агнесса, простите, что испортил дорогую вещь[27]. Но чем рассказывать об опасности наточенного оружия, лучше один раз показать, — скромно произнес Габриэль.

— Не стоит, шевалье. Я не меньше девочек восхищена тем, как виртуозно вы владеете мечом. А свеча? Теперь их будет две! — засмеялась баронесса.

Все-таки жаль, что ей не двадцать лет. Всецело попав под чарующее обаяние шевалье, Агнесса весь день чувствовала себя беспечно-легкомысленной, и лишь когда пришло время прощаться, вздохнула украдкой, вспомнив о разнице в возрасте. И искренне позавидовала племяннице.

***

— Габри! Когда освободишься, зайди ко мне! — крикнул Амори в окно.

Его друг раздавал последние приказания ночной страже, охранявшей крепость: д’Эспри исполнял обязанности шателена Нарбоннского замка.

Обосновавшись в главной резиденции тулузских графов, Симон де Монфор перевез сюда свое огромное семейство, в том числе и пятерых маленьких детей, охрану которых мог доверить исключительно надежному человеку. Уезжая в Париж, де Монфор поручил это Габриэлю. И не столько из-за того, что тот был отважным рыцарем, сколько потому, что шевалье умел договариваться с людьми. Во враждебной Тулузе, готовой в любой миг вспыхнуть мятежом, способность находить компромисс с консулами города была важнее воинской выучки. И де Монфор, зная, что его воспитанник обладает недюжинным умом, великолепно владеет местным наречием и, главное, прекрасно управляет собственными эмоциями, а не хватается чуть что за меч, не колеблясь назначил его на должность управляющего замком.

— Надо зажечь светильники! — Габриэль с трудом разглядел во тьме сидящего в углу комнаты Амори и тут же приказал своему оруженосцу Анри прислать слуг с огнем, а его самого отправил спать.

— Ты в последнее время так сияешь, что и огня не надо, — буркнул Монфор-младший, опрокинув в себя остатки содержимого внушительного кубка. Затем наполнил второй кубок и подал его приятелю, как только тот на ощупь устроился в кресле напротив. — Хороший у тебя оруженосец — немногословный, исполнительный. Да и здоров как медведь, не страшно в бою за собственную спину.

— Не спорю. Я долго подбирал нужную кандидатуру, пока не нашел кого надо. И за два года — никаких нареканий! — Габриэль заметил, что его друг не в духе, и, дождавшись, когда слуга, зажигавший огонь в масляных лампах на высоких бронзовых подставках, выйдет, добавил: — Ну как, осваиваешься в новом доме?

— Чувствую себя вором, забравшимся в чужое жилище, — горько отозвался Амори. — Сегодня узнал, что по иронии судьбы мой выбор пал на покои сына графа Тулузского. И сейчас мне довольно мерзко, оттого что я сижу в кресле Раймона-младшего, пью из его кубка и любуюсь из его окна на его же Тулузу…

— Отныне граф Тулузский — твой отец! — Осознав, что друг изрядно выпил, Габриэль попытался обойти скользкую тему, но лишь разозлил его.