Поймай меня, если сможешь - Фрэнк У. Абигнейл

Авиационные пиарщики — многие из них и сами когда-то были лётчиками — услужливо скармливали мне массу аппетитных фактов и технических подробностей: типы лайнеров, используемых и американскими, и зарубежными компаниями, ёмкость их топливных баков, скорости, высоты, грузоподъёмность, число пассажиров и членов экипажа и прочие премудрости.

К примеру, я узнал, что немалая часть пилотов гражданской авиации пришла в неё с военной службы. Не получившие лётной подготовки ни в ВВС, ни в военно-морской авиации переходили из мелких авиакомпаний местных перевозок или заканчивали частные лётные школы наподобие Эмбри-Риддл.

Университет аэронавтики Эмбри-Риддл в Дэйтона-Бич, Флорида — самое авторитетное и, пожалуй, крупнейшее лётное учебное заведение в стране, проинформировали меня, этакий Нотр-Дам воздушных просторов.[10]Выпускник высшей школы, не имеющий об аэронавтике ни малейшего понятия, может поступить в Эмбри-Риддл и через несколько лет выйти из неё уже умеющим летать на любом современном авиалайнере.

— Все наши пилоты, не служившие ни в ВВС, ни в морской авиации — выпускники Эмбри-Риддл, — с гордостью сказал один специалист по связям с общественностью.

О войсках я ничего не знал, и не отличил бы рядового от вице-адмирала и потому увенчал себя воображаемыми лаврами выпускника Эмбри-Риддл, окончившего fantasy cum laude, с двусмысленно фантастическим отличием, а после наделил себя парой лет мифического стажа в Eastern Airlines.

По мере того как мои познания об авиации углублялись, а лётный лексикон пополнялся, уверенность в собственных силах мало-помалу возвращалась. Я открыл чековый счёт на имя Фрэнка Уильямса, в качестве адреса оставив номер абонентского ящика, и когда заказанные две сотни именных чеков прибыли по почте, попытался обналичить несколько в новом обличий пилота гражданской авиации.

Всё равно, что ходить на охоту в зоопарк. От торопливости кассиры не успевали извлекать деньги из касс. Большинство даже не спрашивали удостоверения личности, но я всё равно совал им под нос свое липовое служебное удостоверение и эрзац лицензии пилота. Нельзя, чтобы мои искусные произведения остались незамеченными. Первая пара выписанных мной чеков были настоящими, а вот остальные не стоили даже обёртки от жевательной резинки.

Я зачастил в Ла-Гуардиа — не с намерением попасть на какой-нибудь рейс, а чтобы встречаться с авиационным персоналом и подслушивать профессиональные разговоры. Так сказать, испытать свой словарный запас. Аэропорта Кеннеди я избегал, поскольку там базировалась Pan Am. Я боялся, что первый встречный пилот Pan Am в Кеннеди с первого же взгляда распознает во мне мошенника, на месте предаст меня военно-полевому суду и лишит меня не только крылышек, но и пуговиц.

В Ла-Гуардиа я блаженствовал, как медведь в малине. Сдаётся мне, что о некоторых книгах всё же судят по обложке — я в своей униформе мгновенно стал бестселлером. Я входил в кафе, где обычно отдыхало с дюжину, а то и больше пилотов и других членов экипажа, и неизменно кто-нибудь предлагал мне составить ему или им компанию. Чаще им, потому что лётчики склонны гоготать стадом, как гуси. То же самое и в коктейль-барах в окрестностях аэропорта. Я никогда не пил, потому что ещё не причастился к алкоголю и не знал, как он на меня подействует, но моя абстиненция никого не смущала.

Как я выяснил, любой пилот может изящно уклониться от угощения, сославшись на обязательные «двенадцать часов от бокала до штурвала». При том никому явно не приходило в голову, что я штурвала даже в глаза не видел. Мой облик всегда принимали за чистую монету. Раз на мне мундир пилота Pan Am, — значит, я и есть пилот Pan Am. Авиаторы пришлись бы Барнуму очень по душе.[11]

Поначалу я больше отмалчивался, позволяя беседе течь без моего участия, запоминая словечки и фразы из авиационного жаргона, и вскоре уже изъяснялся на лётном жаргоне, как на родном. Для меня Ла-Гуардиа стала Берлитцем воздушных трасс.[12]

Часть моих «учебников» была просто-таки шикарна. Похоже, стюардессы не очень-то привыкли видеть по-настоящему молодых пилотов, годившихся им в ровесники. «Приве-е-ет!» — то и дело мимоходом говорила какая-нибудь из них, стреляя глазками, и в голосе её недвусмысленно сквозило приглашение. Я чувствовал, что отклонить могу лишь сколько-то из них, не показавшись грубияном, и вскоре ухаживал сразу за несколькими девушками. Я водил их в рестораны, в театры, на балет, на симфонические концерты, в ночные клубы и кино. А ещё либо к себе, либо к ним.

Я обожал их за ум.

Да и всё остальное в них было восхитительно. Но поначалу меня больше интересовали профессиональные знания девушек, чем их тело. Разумеется, я не возражал, если одно органично сочеталось с другим. Спальня может быть великолепным классом.

А я был одарённым учеником — в том смысле, что узнать что-нибудь, скажем, о бухгалтерской стороне авиаперелётов, когда тебя покусывают за плечо и впиваются ногтями в спину, можно лишь проявляя академическую сосредоточенность. Нужно всем сердцем стремиться к знаниям, чтобы сказать обнажённой даме: «Эге, да это твоя лётная инструкция? А у наших стюардесс немножко другие».

Копался у них в мозгах я очень аккуратно. Даже провёл с тремя стюардессами неделю на горном курорте в Массачусетсе, и ни одна из них не усомнилась в моём статусе пилота, хотя запас моих жизненных сил и подвергся кое-каким сомнениям.

Не стоит думать, будто стюардессы вообще склонны к промискуитету. Как раз напротив. Миф о том, что все стюардессы страстные нимфоманки, — только миф. Если уж на то пошло, то «стюшки» куда осмотрительнее и разборчивее в своей половой жизни, чем женщины иных профессий. Все, кого я узнал, были умными, образованными и ответственными молодыми женщинами, отлично справлявшимися со своей работой, а ведь я особо не выбирал. Те, что стали моими партнёршами, запрыгнули бы ко мне в постель, даже будь они секретаршами, медсестрами, библиотекаршами или ещё кем-нибудь. Стюшки — женщины славные. У меня остались очень добрые воспоминания о тех, кого я повстречал, и если какие-то из воспоминаний приятнее других, то вовсе не обязательно из-за сексуального подтекста.

Я даже не стал соблазнять одну, запомнившуюся мне особенно живо. Она была старшей стюардессой «Дельты» и встретилась со мной во время начальной стадии освоения лётного арго. У неё была машина в аэропорту, и однажды вечером она предложила подкинуть меня в Манхэттен.

— Вы не подбросите меня сначала до «Плазы»? — спросил я, пока мы шагали через вестибюль. — Мне нужно обналичить чек, а там меня знают. (Там меня не знали, но я намеревался изменить это положение дел).