Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский - Юлия Андреева

Кроме того, в распоряжении приказа находилось несколько десятков офицеров и солдат гвардии, прикомандированных к нему для несения караульной службы.

Подражая своему кумиру, Андрей Иванович также держал подле себя только самых проверенных и талантливых работников, которые обычно были заняты разбором сразу же нескольких дел, и оттого он, даже если бы захотел, не мог выделить для расследования дополнительные силы.

– А ЧТО КОЛИ по окончанию расследования выяснится, что жемчуга похитил ну… чтобы меня вором выставить?

– В смысле ваш стародавний недруг Александр Шувалов?

– Ну да, что тогда с вашим следователем будет? Шуваловы же его непременно изничтожат.

– А, двум смертям не бывать, спрячу Степашку тогда в Преображенском приказе, пасынок же за Бестужевым, дай ему бог здоровья, схоронится. А то, бог даст, государыня сковырнет, наконец, всю эту шуваловскую змеиную породу, а тогда можно будет уже и не таиться.

ИЗ ДВУХ ПРЕДЛОЖЕННЫХ Ушаковым кандидатов в следователи, как и предполагал Разумовский, к назначенному времени явился только Шешковский. Маленький и тощий, с остреньким носом, не по возрасту рано редеющими на висках темно-русыми волосами, глубоко посаженными серыми глазами, он не был красив, но при этом оставлял вполне благоприятное впечатление. Отчего-то подумалось, что так может выглядеть студент-медикус, писарь в какой-нибудь затрапезной конторке, приказчик или даже… если припудрить, подкрасить, напялить курчавый парик и приличное случаю платье… м-да… учитель в богатом доме, приехавший ко двору иноземный герцог-приживал. Алексей Григорьевич задумался: во внешности Шешковского было интересно уже то, что он словно был создан менять обличья. Конечно, с его росточком было бы проблематично переодеться в гвардейца императора Фридриха II, но при этом через десяток другой лет он, пожалуй, с легкостью мог бы исполнить роль самого Фридриха. А действительно, Шешковского было сложно определить и по национальному признаку, да и возраст… только что Разумовскому казалось, что перед ним неоперившийся птенчик, мальчишка в мундирчике с чужого плеча, а вот теперь, умывшись с дороги и согревшись горячим пуншем, «хамелеон» вдруг буквально на глазах преобразился в весьма привлекательного молодого человека, так что, если бы Алексей Григорьевич не знал о цели приезда дознавателя к Ушакову, вполне мог бы вообразить, что юноша приходится грозному Андрею Ивановичу ближайшим родственником.

К обеду вместо Степана Федоровича прискакал его денщик с письмом. Оказалось, что тот решительно не может оставить занятого вистом канцлера, за что просил прощения, далее шли уверения в преданности и сыновней любви, с полагающимися в таком случае поцелуями матушке. Так что сели за стол вчетвером. Ушаков с супругой, Разумовский и весьма довольный подобным поворотом событий Степан Шешковский.

После обеда вернулись в кабинет Андрея Ивановича, довольный порученным ему заданием Шешковский водрузил на стол привезенные с собой папки с протоколами допросов по делу о пропаже колье. После приказа Елизаветы Петровны дело значилось под грифом «секретно», так что Степан сумел отыскать их среди других документов только благодаря как всегда точным наставлениям Ушакова. Так как бумаги оказались не пыльными, можно было догадаться, что Шешковский успел пересмотреть их в дороге.

– Итак, разбираться будешь на месте. – Ушаков кивнул дознавателю, чтобы тот слушал и не зевал. – Вот список всех придворных дам и комнатных девушек, находящихся в тот день в покоях цесаревны, сразу же докладываю вам, Алексей Григорьевич, статс-дама Наталья Федоровна Лопухина[41], урожденная Балк, была более вашего под подозрением. Помните, что между ней и Елизаветой Петровной на том самом маскараде приключилось?

Под пристальным взглядом Андрея Ивановича Разумовский вдруг залился предательским румянцем.

Ушаков бегло пробежался по листку взглядом и, кивнув в пустоту, передал список Разумовскому. – Вот все, кто шил и перешивал костюмы, а также размеры, цвета и цены на материал и украшения. Обратите внимание, на бурятском наряде изначально не было этих красных и зеленых бусин. Точнее, бусины были, но матерчатые, а также стеклышки, под которые подкладывали фольгу.

– Получается, что кто-то срезал предписанные украшения и пришил перекрашенный жемчуг? – удивленно поднял брови Степан.

– В точку.

– А удалось ли обнаружить бусины, которые были отпороты от костюма? – Лицо следователя загорелось задорным румянцем.

– Как не быть, – ухмыльнулся Ушаков. – Всю мастерскую, помнится, на карачках исползали.

– Точно ли те же самые? Мастерская на то и мастерская, чтобы там с избытком водилось всякой галантерейной мелочевки, – усомнился Шешковский.

– Действительно. В мастерских же полно разных бусин и бисера? – изумился такой простой мысли Разумовский.

– На некоторых сохранились нитки, те же нитки частично оставались в костюме. Что свидетельствует о том, что отрезали их с поспешностью. – Ушаков был явно доволен таким началом.

– Значит, сие было придумано буквально в последний момент, – предположил Степан. – К чему сначала пришивать одни бусины, а затем отрывать их и заменять другими, вдруг кто заметит? Куда как проще сразу же расположить перекрашенный жемчуг. И следов не останется.

– Согласен. – Разумовский зевнул. – Известно, кто конкретно шил бурятский костюм?

– Бурятский костюм был прислан в подарок, но здесь его решили малость украсить, все-таки дворец, вот девице Шакловитой и было приказано расшить платье бусинами да блестками, что она и сделала. Получила три коробки с мишурой и разукрасила ими платье и кокошник.

– А почему тогда эта самая Шакловитая не обратила внимание на то, что после платье было разукрашено уже по-другому? Почему вообще никто не возмутился, что оно выглядело не так, как было предписано?

– Я не сумел допросить Шакловитую, так как к тому времени, как обнаружилась кража, она уже лежала в горячке, и цесаревна потребовала перенести больную подальше от дворца. М-да… это тогда я решил, что в горячке, зимнее время, сквозняки… теперь понимаю, неспроста. Да и кто же мог хотя бы предположить, что драгоценные жемчуга на платье пятилетнего ребенка? Проворонил, каюсь. Другие девушки были допрошены, но ничего подозрительного не заметили. А те, что забирали костюмы из мастерской, Мария Яковлевна Долгорукая[42] пятнадцати лет и Мария Иродионовна Кошелева[43] четырнадцати, собрали целый ворох платьев и понесли их в покои. Всем хватило, все влезли, ну и слава богу.