Взлетная полоса длиною в жизнь - Владимир Кондауров

Надо было видеть в этот момент Норайра Вагинакрвича, растерянно смотревшего на проклятый замок:

— Знал ведь, что ты меня подловишь, но чтоб так просто! — развёл руками побеждённый.

Подшутили и над В. Барановым как над старшим в автобусе, прицепив на петлицы его кителя эмблемы автотранспортной службы с большими колёсами. Долго не замечая изменений в форме одежды, он, как всегда, с важным видом начальника усаживался на переднее сиденье старшего, оглядывал всех сидящих и спрашивал:

— Ну что, все сели?

Лётчики так давились от смеха, что, не в силах ответить, только кивали головами в знак согласия.

В лётной столовой одному большому любителю свежего салата нарезали полную тарелку листьев с комнатного растения, росшего тут же, в кадушке. Сев за стол, «любитель» с удивлением спросил соседа:

— Что это мне сегодня так повезло?

— Просто ребята решили отказаться в твою пользу, — ответил тот, наблюдая, как быстро исчезает «салат» с тарелки.

Кто-то всё же не выдержал такого зрелища и посочувствовал:

— Миша, ты не торопись, будет мало — скажи, мы ещё нарежем, — и показал глазами на кадушку.

Шутки и подначки были разными, может, не всегда удачными и по-мужски грубоватыми, но обиды на товарищей никто не держал. После напряжённых минут в воздухе требовалась разрядка на земле. С весёлой улыбкой на взлёте легче идти навстречу тому, что ещё не совсем ясно ни тебе, ни тем, кто с нетерпением ждёт твоего возвращения на земле.

В 1971 году на базе ГК НИИ ВВС состоялся большой показ авиационной техники Л. И. Брежневу, Политбюро ЦК КПСС и Правительству. Кроме военных испытателей в нём принимали участие и лётчики авиационной промышленности, в том числе известные испытатели ОКБ. Среди них был и Владимир Сергеевич Ильюшин. Я уже видел его раньше, когда он прилетал к нам для выполнения полётов по заводской программе на самолёте Су-7Б. Требовалось оценить новую доработку, улучшающую работу двигателя при стрельбе по наземным целям. На пикировании, после пуска ракет, двигатель остановился, и лётчик вынужден был посадить самолёт в степи. Когда Ильюшин появился в лётной комнате, я увидел стройного, с быстрыми движениями, лётчика в комбинезоне, подпоясанном широким офицерским ремнём. Возбуждённый, он весело рассказывал окружившим его пилотам:

— Пустил я, значит, ракеты, и только начал вывод из пикирования, как вдруг — пы-с-с-с! Тяги нет, обороты падают. Я — кран шасси на выпуск, думаю, неизвестно, чем это дело кончится, а сажать-то надо на колёса. Степь почти ровная, бежать можно, если они не отвалятся. Включаю «запуск в воздухе», а сам на скорость поглядываю: не потерять бы раньше времени. Тут и обороты пошли. Обрадовался было, да рано — на полпути «зависли». В общем, приземлился, несусь по кочкам с парашютом, бросает меня с борта на борт, а всё же заметил красную лампу — «Пожар двигателя». Эх, мать честная, выскакивать, думаю, надо, да убегать подальше. Самолёт ещё до конца не остановился, а я уж на земле. Рванулся в сторону, но не тут-то было, держит кто-то, не пускает. Оглядываюсь — хвост горит, а из кабины ко мне белый шнур тянется, который к комбинезону карабином пристёгнут. Ранец-то, значит, с аварийным запасом в кресле остался и тянет к себе. Не-ет, брат, шалишь, на такой случай нож всегда при мне.

С тех пор и я стал парашютный нож поближе к себе держать. Однажды спросил Ильюшина, почему он летает с офицерским ремнём, не военный же.

— Так он мне вместо противоперегрузочного костюма, затянешь потуже и… на петлю, — с жизнерадостной улыбкой ответил он.

И действительно, многие лётчики позднее прибегали к этому приёму, чтобы не таскать на себе ППК. Подготовка к показу началась в 1970 году, однако вспышка холеры, возникшая в Астраханской области, отодвинула его на более поздний срок. А пока свои тренировочные полёты мы записывали в лётную книжку как полёты по теме «Кристалл». Собирались показывать всё, что находилось на вооружении и на стадии испытаний. Прямо перед трибуной разворачивались воздушные бои, сбивали с истребителей воздушные мишени, стреляли и бомбили наземные цели, демонстрировали новые лётные качества опытных машин. Кроме МиГ-25 и МиГ-23 участвовал и опытный Ту-22М, дальний бомбардировщик с изменяемой геометрией крыла, ведомый лётчиком-испытателем Г. Ф. Бутенко. После окончания академии имени Н. Е. Жуковского Геннадий Филиппович прибыл в 1-е Управление, защитил кандидатскую диссертацию, но как испытатель истребительной авиации занимал скромное место в Службе у «ВГ». Зато после перехода во 2-е Управление, занимавшееся испытаниями объектов вооружения Дальней авиации под руководством генерала С. Г. Дедуха, почувствовал себя настолько уверенно, что через короткое время руководил не только испытаниями новых машин, но и самим Управлением.

В предстоящем показе даже мне досталось место — на Су-7Б залповым огнём тяжёлых неуправляемых ракет С-24 я должен был уничтожить мишень, имитирующую артиллерийскую установку. Конечно, разве можно оставаться спокойным, когда впервые выступаешь перед зрителями, да ещё такими! На максимальной скорости, на высоте 10–15 м над землёй я лихо проносился перед трибуной, огибая провода высоковольтной линии, и, выполнив энергичную полупетлю, с крутого пикирования, не теряя ни секунды, накладывал марку на цель и открывал огонь. В тот момент не переставал думать только об одном успеть, обязательно успеть, закончить вывод до высоты 500 м, чтобы не попасть под осколки от собственных ракет. В тренировочных полётах получалось всё настолько точно, что полигонная команда замучалась каждый раз устанавливать новые цели. Дошло до того, что начальник института генерал И. Д. Гайдаенко — вынужден был дать мне указание прицеливаться «чуть-чуть в сторонке». Я это выполнил. В том числе, сам того не замечая, и на самом показе. Правда, на мою ошибку никто особого внимания не обратил, поскольку весь полигон находился в дыму. Представление почти заканчивалось, когда на малой высоте и невысокой скорости «подошёл» Ту-22М и начал, не переставая, «сыпать» бомбы вдоль всего полигона. Внешне, для непрофессионального зрителя, это выглядело очень эффектно.

Закончился показ, нас построили для встречи с «гостями», и я увидел знакомых только по портретам руководителей страны и Министерства обороны. Впереди большой группы шёл Л. И. Брежнев, в шляпе, ещё крепкий, здоровый, приветливо улыбающийся. За ним шли А-Н. Косыгин, Н. В. Подгорный и другие. Во время своего короткого выступления Генсек высказал своё мнение о показе:

— Спасибо, хорошо летали, но, скажу прямо, мне вот больше всех понравился этот, большой…

Возникла пауза. Стоявший рядом маршал П. Ф. Батицкий обернулся к своей свите:

— Где этот полигонщик?

Стоя в строю участников показа, я даже не сразу понял, о ком речь. И лишь затем, когда из толпы военных выступил Иван Дмитриевич Гайдаенко, всеми уважаемый в институте командир, до меня дошло: вот оно как — для них мы все тут не ответственные работники единственного в СССР Государственного научно-испытательного института, а просто «полигонщики». Сухощавый и невысокий, лёгкий в движениях, вышедший победителем не из одного воздушного боя на фронтах Отечественной, наш командир рядом с внушительной «глыбой» маршала после таких слов казался ещё меньше. Он что-то сказал и отступил назад.