Тыквенный пирог - Елизавета Голякова

А потом, когда Дублин оставили позади, состоялась Встреча. Тогда что-то заискрилось в воздухе, замерцало в траве и зашелестело в тумане, а кончики пальцев стало покалывать совершенно необычным образом – могло ли это быть случайностью? Было ли это случайностью? И вообще, было ли?…

Никто этого не знает. По крайней мере, никто не признается, что знает, а кто знает – тот, определенно, ни за что не признается.

Он подошел, словно явился к себе домой. Подошел – и повозки пэйви остановились, откуда-то сзади раздались приветственный окрики на шельта.[15] Кто-то лихо заиграл плясовую мелодию на скрипке, и он рассмеялся, вспыхивая улыбкой.

– О, и я скучал, и я скучал, мои любимые путешественники! Stafa tapa hu! [16]

И они расхохотались, совершенно довольные его шуткой, а он все смеялся и смеялся тоже, окруженный этими веселыми людьми, вечными странниками, как и он сам.

И потом, когда ему дали что-то выпить, расстегнули доломан и расстреляли сигареты, он выпутался из объятий этого многорукого, многоликого существа. Скулы ныли от улыбки, глаза горели.

– А где бы… – только начал он, но проныра Лу уже махнула рукой в сторону Ирьиллина и Лакса, маячивших чуть поотдаль.

И они столкнулись взглядами, словно ветры, вырвавшись из-за спины утеса. Лакса почти не тронуло этой волной, а вот Ирь и Лофт, почти полностью уже рыжий, с волосами, обрезанными по плечи и влажными от тумана, с сетью мелких шрамиков вокруг губ и лукавым прищуром… На обоих были бордовые доломаны – новый, не битый еще жизнью на Айбере и бывалый, но от этого более уютный, больше сросшийся со своим владельцем – на Томми. Открытый горящий взгляд убийцы и веселый, тлеющий искрами азарта взгляд трикстера-путника.

И именно Лакс, даром, что человек, прочитал все быстрее них и схоронил у себя в памяти. Потом то, что он понял теперь, было обнаружено ценой пролившейся крови и двух бессонных ночей, но жрец все равно не пожалел никогда о том, что тогда смолчал.

Быть жрецом – это не только разжигать костры.

Дакей, издалека глядя на эту встречу, тут же чуть было не сказал что-то про зеркала, сбои в матрице и отражения, пораженно рассматривая путников. Но Лу, прильнувшая к его плечу, перехватила его слова еще до самого первого и решительно тряхнула головой.

– Нет?

– Нет, Дакей. Они же как небо и земля! Смотри внимательно.

И они смотрели, а Томми, Ирь и Лакс ушли за туманную пелену, и, казалось бы, только что обменялись парой фраз, а сейчас уже разливали пунш по жестяным кружкам и чокались. Томми и Ирь пили на брудершафт, хохотали, пили снова – и, чуть помедлив, с гостем выпил и жрец.

А потом, когда почувствовались взаимно плечи и спины, когда каждый что-то для себя решил и тут же позабыл, Ирьиллин приблизился к новому знакомому и выдохнул ему в самое ухо:

– Уже можно звать тебя Локи? Пора?

И тот улыбнулся открыто и искренне, как деревенский мальчишка:

– Подожди до Самайна. Я как раз собирался явиться на Самайн, а?

Заиграла веселая скрипка, раздался заливистый клич заводилы, и кто-то бросился танцевать, а остальные заголосили, захлопали, засмеялись. Туман приглушал эти звуки, обнимая бережно и ласково и скрадывая очертания мира. У Лакса мурашки побежали по спине от этого чувства.

Выждав пару мгновений, Ирь ответил Томми ухмылкой на улыбку, показал клыки.

– К Самайну мы должны отыскать то, что ищем, сделать кое-что важное и уйти в законный отпуск до следующей весны. Может, поможешь? Выглядишь как тот, кто что-то об этом знает.

Скрипка словно плясала сама, зазывая остальных и разгоняя сердца.

– Грааль? – Томми подмигнул жрецу, стрельнув в него взглядом. – Вижу, Грааль. Ну, что ж… (Ирьиллин и Лакс сами не заметили, как затаили дыхание. Зато заметил трикстер). Это только легенда, вы знаете, парни? – он выудил сигареты из кармана и поджег одну, и за его руками было не уследить, пока он высекал огонек. Как, черт возьми, возьмите черти, он это сделал?!..

– Да ты сам – просто легенда, – буркнул жрец.

Трикстер фыркнул от смеха.

– Приму это за комплимент, дружище, – затянулся. – Так вот. Это легенда. Байка для малышни. Старая сказочка. Россказни, байки, пустой пьяный треп и глупая болтовня. Смекаете?

– Как его отыскать?

– Иди тайными тропами.

– С боем?

– С миром, – отрезал Томми строго. – Не будь таким засранцем. Грааль не для засранцев, и не думай обойти это правило потому, что я… ты… не человек.

Мистер Айбер досадливо крякнул, а Лакс похлопал его по плечу со смесью сочувствия и глумливого “я же говорил”. И оба они были готовы кричать от восторга и, возможно, кого-нибудь убить.

А после их позвали обедать похлебкой из общего котла, и Томми тоже пошел со всеми. Он ел медленно, долго дул на суп, потом на суп в ложке и наконец на ложку, а после долго смотрел на суетящихся пэйви, на их гостей, повозки, пелену тумана и на огонь. И когда из-за его плеч вынырнули две руки и сгребли его в охапку, он почему-то даже не удивился, только пустая миска полетела куда-то в траву.

Томми и Ирьиллин покатились по земле.

– Если одолею, ты рассказываешь все, – бросил воин, ставя его перед фактом.

Томми ему не отвечал – только улыбался уголками тонких губ и вяло сопротивлялся. Кажется, кто-то крикнул им “после обеда?! Да вы с катушек послетали!” и “блть, Ирь, ты опять за свое! Какой же ты все-таки конченный!”, а еще шарахались в стороны, спасали еду и ценные вещи и кричали что-то подбадривающее, что-то вроде “так его! Наваляй рыжему!” и “ставлю десятку на Томми!”. А потом тот, на кого только что поставили десятку, неожиданно поддался и оказался снизу, с раскинутыми в стороны руками и с той же, будто приросшей к лицу улыбочкой.

– Ага! – рыкнул было Ирь, но тут все вокруг него… задрожало. Трикстер сощурился, будто видел что-то, предназначенное ему одному. Как-то весь подобрался, замер на мгновение – а потом задержал дыхание и дернул за что-то.

Мир будто чихнул, вздрогнул – а Томми, запыхавшийся, вдруг каким-то непостижимым образом повалился на Айбера сверху, и тот успел разве что выругаться, прежде чем его повалили на землю, обездвижили и приставили горлом к острию его собственного кинжала. Томас не имел оружия.

– Кажется, кто-то сегодня будет без сказки на ночь, – хмыкнул он, проглатывая признаки сбившегося дыхания и не подавая виду, что сердце буквально разрывает ему грудь, а легкие горят. – Что мне за