Убийство в Пражском экспрессе - Иван Любенко

В шестнадцатом веке город «прославился» убийством имперского генералиссимуса и адмирала флота Альбрехта Валленштейна. Смерть настигла знаменитого полководца прямо в спальне. Увидев вбегающих в комнату драгун, он поднялся с кровати и прислонился к стене. Удар алебарды капитана Девера прервал жизненный путь прославленного воина.

Из Праги добраться в Хеб можно было как по шоссе, так и по железной дороге. Аэродром здесь был и во времена монархии Габсбургов, но с ноября 1918 года главную роль стала играть новая воздушная гавань в Кбелах, поскольку равнина между районами Кбелы, Летняны и Высочан лучше подходила для лётного дела, и Кбелы стал первым полноценным аэропортом, построенным после окончания Великой войны на территории молодого государства.

Именно в Хебе, малоприметном городишке с населением в двадцать тысяч человек, теперь располагалась авиационная школа.

Из ста пятидесяти кандидатов в авиаторы отобрали только пятьдесят бывших русских пленных офицеров. Предметов было немало: аэронавигация, радиотелеграфия, теория авиации, тактика воздушного боя, бомбометание и другие дисциплины.

Для обучения использовались самые разные аэропланы. Французский истребитель «Спад-7» со 140-сильным двигателем «Рено» и спаренным пулемётом «Виккерс», «Ньюпор-21», «Ньюпор-23», и английский «S.E.5а» — лучший самолёт Великой войны — с двигателем мощностью 200 л. с., с повышенной скоростью и потолком, имеющий тормоза на колёсах, уменьшающие пробег на сорок процентов. Были и два бывших австро-венгерских истребителя, изготовленные на заводах Винер-Нейштат и в Будапеште — «Роланд» DIV с двигателем «Бенц» мощностью 200 л. с. и «Бранденбург» с двигателем «Даймлер» мощностью 160 л. с. Эти трофейные машины чехам удалось захватить тут же.

Сам аэродром охранялся чехословацкими караульными, и проход был возможен только по пропускам. Курсанты жили в казарме, а на выходные отпускались в город.

Капитан Ильин — начальник лётной школы, поручик Бараевский, штабс-капитаны Агеев и Багровников с утра до вечера проводили время в лётных классах и в воздухе. В учебных целях применялся двухместный «Ньюпор», специально оборудованный для полётов с инструктором. Обычно, после пяти «провозок» с инструктором, курсанту доверяли самостоятельный взлёт и посадку. Времени было мало. В России шла Гражданская война, и страна стонала от большевистского гнёта. Первая партия выпускников должна была отправиться на фронт очень скоро.

Новым и невиданным ранее предметом было изучение парашюта системы Котельникова и прыжки с вышки. Это, и в самом деле, было новаторством. Ни в одной стране мира авиаторы ещё не пользовались парашютами, но капитан Ильин, участвовавший в четырёх из двадцати девяти добровольных спусках ещё в 1917 году, настоял на обучении лётчиков парашютному делу. Ранцевые парашюты французской фирмы «Ломач и K°», представляющие собой слегка модифицированную копию РК-1 (Русский, Котельникова, модель первая), доставили в Хеб две недели назад на борту бомбовоза FF.60 («Фарман»), слегка переделанного под пассажирский аэроплан с увеличенной высотой фюзеляжа, позволяющего перевозить пассажиров типа «Голиаф». Но в полном смысле пассажирским он не был, и мог легко превратиться в бомбовоз. Внутри имелись не сиденья, а деревянные лавки для парашютистов или пассажиров. Прямоугольная дверь была врезана в задней части аэроплана. Размах крыла достигал двадцати восьми метров.

Двухмоторный тяжёлый биплан разбежался по взлётной полосе и взмыл в небо.

В маленькой харчевне, в двухстах шагах от городской ратуши Хеба, играл патефон. Звучали «Славянские танцы» Дворжака. Пахло жареным мясом, пролитым пивом и табаком. Посетителей было немного. У окна сидели два человека, пили «Старопраменское», курили и что-то в полголоса обсуждали. Послышался шум моторов, и они повернулись к окну. В небе показался биплан. Из него посыпались чёрные точки, почти сразу превратившиеся в белые купола. Точно осенние листья, они опускались на землю слегка, покачиваясь.

— Что это ещё за зонты? — спросил невысокий человек лет тридцати пяти с густыми усами, чёрной, местами седеющей шевелюрой, и небольшой, едва заметной, залысиной.

— Новое изобретение, называется «парашют». Лётчик-истребитель теперь может покинуть аэроплан и остаться в живых. Насколько мне известно, ваши авиаторы ими не обеспечены.

— Вы правы. Наши воздушные воины ещё вчера были вашими. И хорошо, что они, так же, как и вы, сделали правильный выбор.

— Видимо, Господу так было угодно.

Собеседник открыл портсигар, развернул крайнюю сигарету, и она превратилась в кусочек бумажки. Он положил её на стол.

— Прочтите.

— Что это?

— Письмо от вашего брата. Принёс, как и обещал. У него всё в порядке. Он вышел из концентрационного лагеря.

— Концентрационный лагерь? Это что? Каторга?

— Не совсем. Там содержатся потенциальные враги советской власти: бывшие судьи, полицейские, следователи, словом, чиновники, притеснявшие трудовой народ. Вы не волнуйтесь. Он поставлен на довольствие. Поправляется. Не буду скрывать: находится под нашим наблюдением. Вы письмо будете читать?

— Спасибо… Но тут всего несколько слов. Это, скорее, записка.

— Верно. Её доставил связной. Она была зашита в его одежде. Надеюсь, вы понимаете, что ради вас и вашего брата мы идём на риск?

— Да-да.

Вы убедились, что это его почерк?

— Похоже его.

— Так «похоже» или его?

— Он несколько изменился.

— А чему вы удивляетесь? Мы всю страну изменили, скоро и мир станет другим! Что же говорить о людях?

— Я могу это забрать?

— Вы что? С ума сошли? Это же улика. Извольте вернуть.

— Ах да, простите.

— Скажите, а бомбовоз останется здесь?

— Пока да. Говорят, что первая группа авиаторов из двадцати пяти человек полетит в Россию именно на этом «Фармане».

— Им управляют французы?

— Да.

— Сколько их?

— Двое.

— Поселили далеко от вас?

— Нет, у нас общий коридор.

— Отлично.

— Когда намечена отправка?

— Точной даты пока нет. Где-то в середине декабря.

— Что ж, мне пора. Я вы закажите ещё кружку пива. Нам не следует выходить вместе.

— Вы повторяетесь.

— Это я так, на всякий случай. Следующая встреча, как условились ранее. Время и место вам известно. До свидания… товарищ.

На граммофоне переставили пластинку. Хлопнула входная дверь, и облако табачного дыма потянулось к выходу.

Получив от Войты пакет из полицейского управления, Ардашев вынул письмо и внимательно осмотрел его на свет. Ничего интересного. Он обработал внутреннюю часть конверта порошком из толчённого карандашного грифеля, но отпечатков пальцев не обнаружил. Марки нет, какие-либо надписи внутри отсутствуют. Но вот платок… Он, действительно, как и упоминал Плечка, источал своеобразный запах. Было ясно, что его пропитали специальным составом. В таком случае, при погружении платка в небольшое количество воды, он может превратиться в невидимые чернила. Ардашев решил попробовать новейший способ исследования — чтение с помощью кварцевой лампы. Включив её в розетку, и поднеся под неё лист с текстом, Клим Пантелеевич убедился в правильности своего предположения: между написанных обычными чернилами строк чётко проступили аккуратные цифры. Это было зашифрованное сообщение.