Яблоневый сад для Белоснежки - Наталья Калинина

Через некоторое время я отважилась на самостоятельную прогулку по городку. Это был четверг, занятия с Любовью Федоровной были назначены на следующий день, все упражнения выполнены, и после обеда у меня оказалась уйма свободного времени.

Шагая по асфальтированной дороге по направлению к поселку, я лелеяла тайную надежду прогуляться по местным магазинчикам и, возможно, попрактиковаться в языке. Думая о предстоящей языковой практике, я волновалась, потому что использовать свои знания мне еще не приходилось, если не считать пограничника в аэропорту, Розы, которая не горела желанием общаться со мной, и мужа, с которым у нас был свой язык. Но одно дело общаться с благоверным, разговоры с которым были уютны и безопасны, как мелкая тихая гавань. И другое дело – попытаться изъясниться с незнакомым человеком на улице. Это все равно что выйти в открытое море. Мысленно подбадривая себя услышанной от Любови Федоровны похвалой за стремительные успехи в языке, я миновала заправку, торговый павильон, который был почему-то закрыт, и вошла в поселок. Вся дорога заняла у меня не более пятнадцати минут, и это обрадовало, ведь я воображала, что наш дом расположен от населенного пункта куда дальше.

К сожалению, радость поубавилась, когда я обнаружила, что нахожусь на улицах практически в одиночестве, мне никто не встречается на пути, и лишь иногда проносятся по шоссе редкие машины. Более того, все магазинчики, лавки, офисы, кафетерии, занимающие первые этажи разномастных и тесно, стена к стене, прилегающих друг к другу каменных домиков, закрыты. Я видела лишь приспущенные жалюзи и кое-где – запертые решетки, за которыми дразнили соблазнительно выложенным товаром освещенные витрины. Город будто вымер. Свернув на другую улицу, я застала ту же картину. Что такое? Если сказать, что я почувствовала себя неуютно, значит, ничего не сказать. Мало того что не уверена в своих языковых возможностях, так, в случае чего, и за помощью обратиться не к кому. Я повернула назад и поскорей вернулась домой. Но вечером все же пожаловалась Антонио на загадочным образом вымерший посреди бела дня поселок.

– Кариньо, – засмеялся муж и потрепал меня по волосам. – Сиеста!

Ну конечно! Как я могла забыть! Святое время отдыха для испанцев. Примерно с двух дня и до пяти вечера жизнь как будто приостанавливается. И ничего не поделаешь – старая традиция.

– Будем играть? – спросил он и игриво ущипнул меня за бедро. И хоть мне не особо хотелось вновь рядиться в тряпье, которое приводило в экстаз моего мужа, я кивнула. Обрадованный Антонио незамедлительно приволок откуда-то в мою комнату неприлично прозрачную нейлоновую блузу и короткую, едва прикрывающую попу юбку-«резинку». Помнится, когда мне было лет двенадцать, такие юбки среди моих сверстниц считались писком моды. И обладательница подобной «роскоши», купленной в «комке» – комиссионном магазине, становилась самой популярной на дискотеке. Когда это было? В начале девяностых? В конце восьмидесятых? Я безропотно переоделась, обула туфли на высоком каблуке, которые Антонио тоже принес вместе с «нарядом», и стала, по моему мнению, похожей на дешевую проститутку. Муж, видимо, считал иначе.

– Гуапа-а, – прошептал он, когда я вошла в таком виде в спальню. – Краси-ивая. Иди сюда, Даш-ша…

Не дожидаясь, когда я к нему подойду, сам подскочил ко мне и, тяжело дыша, залез жадными руками под прозрачный нейлон.

– Я люблю тебя. Те кьеро, те кьеро… – шептал он мне, увлекая на кровать. – Те кьеро, кариньо…

На следующий день я вновь отправилась в поселок, на этот раз уже после завтрака, чтобы успеть до обеда, после которого ко мне должна была приехать Любовь Федоровна. Вчера на глаза мне попалась одна аптека, расположенная за торговым павильоном, и я решила попрактиковаться в языке там, тем более что и повод нашла хороший. У меня была маленькая проблемка, с которой я сталкивалась при смене воды или еды, – вздутие живота. Но ничего не помогало мне, кроме обычного копеечного угля. Собирая в спешке чемодан, я забыла положить в него припасенные пластинки с таблетками, так что здесь оказалась практически «безоружной» – с одной лишь упаковкой, которая всегда наряду с болеутоляющим лежала в моей сумочке.

Предварительно, дабы не облажаться, я заглянула в словарь, нашла там слово «уголь» – «карбо€н» и, вооруженная этими знаниями, уверенно отправилась в местный аптечный пункт.

В аптеке, к моему ужасу, оказалось слишком много народа, и первая мысль, которая возникла, – уйти, пока не поздно. Но я прогнала ее и решительно встала в конец очереди. Фармацевтов было трое: две девушки и один молодой человек. Ожидая в очереди, я подготовила, как мне казалось, правильную подробную фразу, которая начиналась с вежливых слов приветствия (буэнос диас – добрый день), далее я бы сказала, что мне нужен уголь, спросила бы о цене и вежливо поблагодарила, а если бы угля не оказалось, попросила бы другое лекарство, похожее. И от того, что составить фразу у меня получилось, я почувствовала прилив настроения.

Пока я предавалась радужным мыслям, предвкушая, как потом буду хвалиться своими успехами Любови Федоровне и мужу, освободился… ну правильно, по закону подлости, парень-фармацевт, а не девушка, в очереди к которой я стояла. Поколебавшись, доверять ли мужчине такую деликатную проблему, как вздутие живота на ломаном испанском, или все же дождаться, когда освободится девушка, я все же решилась и направилась к парню. От того, что я настраивалась на общение с девушкой, а придется разговаривать с мужчиной, зараннее заготовленная фраза вылетела из головы. И я, подойдя к прилавку, громко выдала то, что вспомнилось:

– Буэнос диас! Каброн!

В аптеке, до этого шумевшей, словно улей, внезапно наступила тишина, будто кто-то одним нажатием кнопки выключил звук. Все головы присутствующих повернулись ко мне, а улыбка сползла с лица парня.

– Ке?[5]– нахмурившись, спросил он меня.

– Каброн, – повторила я, решив, что он не понял, что мне требуется, но уже не так уверенно. Судя по реакции аптекаря, который смотрел на меня, грозно сдвинув брови, я запросила что-то недозволенное. Неужели активированный уголь запрещен в Испании? Хуже всего было то, что все присутствующие, включая и девушек-фармацевтов, приостановивших отпуск лекарств, повернулись ко мне и с интересом прислушивались к нашему с парнем «диалогу». Сбежать, пока не поздно? Я в надежде покосилась на дверь. Поздно. Проход мне загораживала длинная очередь из бабушек и дедушек. Да и касса, как на грех, оказалась самой дальней от выхода. Фармацевт тем не менее, совладав с ситуацией, лучезарно заулыбался и поинтересовался, что мне все же требуется.

– Э-э-э, – от такого всеобщего внимания к моей скромной персоне я позабыла все слова, которые учила. И, не придумав ничего лучшего, ткнула пальцем в свой живот, а затем изобразила руками, как он раздувается, сопровождая демонстрацию гудением, которое должно было означать бурление. Парень с интересом смотрел на меня, соображая, что от него требуется. Вся очередь тоже наблюдала за нами, и мне пришлось еще раз показать «раздувание».