Ловушка на жадину - Кирилл Кащеев

– Пусти! – отчаянно кричала женщина, вырываясь из хватки гнусавого. – Помогите!

– Нету тут никого! Отдай, пока я ему ноги не оторвал! – пытаясь выдрать малыша из её рук, орал гнусавый.

– Мама! Мама! – захлёбывался криком малыш.

– Здрасте! – оглушительно-звонко перекрыло все вопли, заставив враз замолчать и женщину, и гнусавого. Маленький Петя замер с раскрытым ртом, во все глаза уставившись на явившееся из осоки… серое тощее нечто.

– Петя обещал, что мы съедим его мозги! – Нечто протянуло серые шелушащиеся лапы к пацанёнку.

– Чего? – ошалело выпалил гнусавый.

– Мозги, – повторил Вовка таким тоном, что ясно было – он сомневается, знают ли присутствующие значение этого слова. – Он – последний человек на Земле, мы его поймаем и съедим его мозги.

– Ложкой? – пробормотал гнусавый.

– Зубами, – устало пояснил Вовка. Надоело объяснять очевидные вещи некомпетентным людям.

Слёзы на глазах Пети мгновенно высохли, он отёр щёки ладошкой и просительно затянул:

– Мама, можно мальчики съедят мои мозги? Ну хоть капельку, мама, ну можно?

– Можно, – заторможенно кивнула женщина.

Мелкий спокойно, как ветку с дороги, отодвинул протянутую руку гнусавого, соскользнул в озеро – и по шею в воде принялся деловито пробиваться к Вовке.

– Эй, ты! Петя, стой! – рявкнул очнувшийся очкатый. – А ты что застыл? Хватай мелкого! – зашипел он на гнусавого и бегом кинулся за ребёнком.

Улетевшее деревянное весло вдруг неведомой силой взмыло над осокой… и с размаху хлестнув по воде, ляпнулось прямо перед очкатым. Разогнавшийся очкатый попытался затормозить, но ноги у него разъехались, и он кубарем полетел в воду. Выскочившая из осоки серая шелушащаяся фигура чуть повыше первой подхватила пацанёнка на руки.

– Дяденьки! Вы уже большие, чтоб у последнего человека на Земле мозги есть! – пятясь в осоку, пропыхтел Славка. Перекормили этого Петю, Вовка в пять лет таким тяжёлым не был. Хотя тогда его Севка таскал…

– Не отпускай их! – мечась на четвереньках по дну в поисках свалившихся с носа очков, прохрипел очкарик.

Гнусавый нерешительно шагнул к Славке…

– Бум! Блуп! – Осока с сухим шелестом раздвинулась, и высунувшийся меж стеблей нос надувной байдарки стукнул гнусавого в спину. Подняв тучу брызг, гнусавый рухнул в воду. Байдарка наехала на него сверху.

– Ой! Извините! – крикнул во взбаламученную воду Сева и резким кивком скомандовал братьям: – Сюда! Быстро!

Байдарка качнулась с борта на борт.

– А ну валите отсюда! – яростно отплёвываясь водой и песком, вынырнул гнусавый.

– Конечно! – закивал Сева, демонстративно опуская вёсла на воду – шарахнувшийся от весла гнусавый снова ухнул в воду. – А то скоро ужинать позовут!

– Нормально мозгов и не поешь. – Вовка птицей сиганул в байдарку.

Мгновенно подскочивший Славка зашвырнул мелкого через борт и сам запрыгнул в лодку.

Сева дёрнул оцепеневшую женщину за плечо:

– Вам лучше поехать с нами.

– А… лодка как же? Я залог за неё оставила… – оглядываясь на беспомощно торчащую в осоке деревянную лодку, всё ещё заторможенно пробормотала она.

– Ауффф! – Сева выразительно закатил глаза – на покрытом глиняной маской лице это выглядело жутко. И это его скупым называют!

Очкатый вынырнул из воды с очками в руках… и издал резкий, пронзительный вопль.

Женщина очнулась. Отчаянно вцепилась в руку Севе, едва не выдёрнув того из лодки… Миг, и она уже на носу, чуть ли не в прыжке сгребая сына в охапку.

Вёсла ударили по воде…

– Куда? Стой! – Очкатый рванул следом… и с размаху напоролся на выставленное Севой весло.

Сильный толчок! Кормой вперёд байдарка вылетела из осоки…

– Не уйдёшь! – Вынырнувший с другой стороны гнусавый вцепился обеими руками в надувной бортик и… – Блурп! – провалился на глубину, враз уйдя под воду с головой. Вырвавшаяся на чистую воду надувная байдарка взрезала гладь озера… чуть не столкнувшись с водным велосипедом. Развернулась по широкой дуге и неторопливо поплыла дальше.

– Я… Спасибо… Я ничего не понимаю… Что им надо было? Я… – лепетала женщина. – Сперва граната, теперь эти… почему?

– А мозги? – подпрыгивая у матери на руках, нетерпеливо требовал Петя.

– Тебе мозги есть нельзя, ты ж не зомби! – важно пояснил Вовка.

– Нечестно! Почему все зомби, а я – нет? Я тоже мозги есть хочу!

– О господи, ты голодный! – всполошилась его мама, кажется, даже радостно – в превратившейся в кошмар действительности нашлось хоть что-то понятное и привычное: ребёнок голодный, надо накормить. И тут же она поникла. – Я… Я совершенно не понимаю, что теперь делать! – Она поглядела на мальчишек так, как обычно дети смотрят на взрослых – в ожидании, что вот сейчас всё невозможное, чудовищное, страшное и непреодолимое исчезнет от одного строгого окрика старших и сильных. – Нам надо вернуться в гостиницу… наверное…

Продолжая грести, Сева оглянулся через плечо. Вдалеке, на границе растущих прямо посреди озера зелёных стеблей, застыли две мужские фигуры. Они были уже далеко, но Сева не сомневался: гнусавый и его приятель неотрывно глядят им вслед.

– Я бы на вашем месте в гостиницу не торопился, – нахмурился Сева, глядя то на остров, где остался отец, то на берег с кажущимися игрушечными домиками пансионатов.

Домики только издалека казались сказочными. С крыш клочьями свисала потемневшая прошлогодняя солома. Похожая на маленький замок центральная усадьба была здорово обшарпанной, сорняки пробивались сквозь щели между булыжниками подъездной дорожки. Зато из приоткрытого оконца наверху доносились звуки расстроенного пианино и слабенький голосок манерно напевал:

– Czy pamiętasz tę noc w Zakopanem…[19]

– У нас в школьной самодеятельности лучше пели, – проворчал Тихоня.

За что был удостоен злого взгляда Панянки – девчонка резко свернула с тропы, обходя дом по широкой дуге. В нос ударило запахом копчёной рыбы – Тихоня судорожно сглотнул, чувствуя, как привыкший к постоянному недоеданию желудок скручивает голодный спазм. А когда к запаху рыбы добавился аромат свежеиспечённого хлеба, голова резко закружилась.

– Эх, давно забытый дух! – Дядька Йосип с наслаждением потянул носом воздух.

Тихоня остановился, отчаянно борясь с головокружением. Хоровод сараев завертелся вокруг и наконец остановился, Тихоня сглотнул тягучую слюну, укрощая бунтующий живот.

Панянка пристально смотрела на него в прорезь между краями платка, и хоть во взгляде её не было насмешки, Тихоня разозлился. Она не имела права видеть его слабость! Он воюет два года, его в комсомол приняли прямо с боевого задания, а тут… эта! Они должны явиться на встречу с представителями Армии Крайовой[20] бравыми советскими партизанами, а не… чушками в грязи! И не голодающими на грани обморока от одного запаха еды! А тут ещё дядька Йосип… Даже и не думает скрывать, какие они все голодные! Ну никакой сознательности!