Служанка в высшем свете - Элизабет Роллз

Разглядывая уровень бренди в бутылке, он колебался. Может быть, стоит оставить его до утра. Деловые вопросы лучше всего решать с ясной головой. И у него было ужасное ощущение, что предел его самоконтроля был достигнут во время его предыдущего визита в ее спальню. Ему было почти невозможно выпустить ее тогда. Теперь же… все его тело напряглось, едва он только подумал о сладости ее отклика, о том, как ее тело таяло в его руках. Если он пойдет туда сейчас, он, вероятно, вскоре обнаружит, что пытается соблазнить ее принять его первоначальное предложение.

«Она отказала тебе».

Он все еще боролся со своей совестью, когда до него донеслось тихое постукивание в дверь. Нахмурившись, он выудил из жилетного кармана часы и посмотрел на них с недоверием. Какой черт приходит в гости за полночь? Он мысленно пересмотрел список гостей. Интересно, кто из бесстыдных замужних дам решился на такой риск?

Леди Монкриефф? Она вроде бы сдалась, но, если он завтра уезжает, она, возможно, решила применить более прямую тактику. Или миссис Хайбери? Красивая вдова порой позволяла себе радости на грани пристойности. Он уставился на закрытую дверь. Она уйдет, если он не ответит. Тогда он поднимется наверх и найдет там…

Дверь открылась. Маленькая фигурка в потертом платье проскользнула в комнату и осторожно закрыла дверь.

— Селина? — Он не мог в это поверить, даже когда кровь смятенно забурлила в жилах.

— Д-да, милорд.

Шепот едва донесся до него. Он ясно видел, что она одной лишь силой воли удерживала себя в его комнате.

— Что вы хотите, Селина?

Еще задавая вопрос, он знал, что она могла бы прийти только ради одной цели. Возможно, ее первоначальный отказ был не более чем попыткой раздразнить. Может быть, она думала добиться более выгодных условий, немного подержав его на расстоянии, но его неотвратимый отъезд ее поторопил. Триумф и желание овладели им в равной степени.

Его совесть вскинулась, подсказывая, что он должен упомянуть о возможности стать компаньонкой его тети. Его глаза блуждали по бесформенному платью, помня, какие мягкие округлости оно скрывало. У совести не было ни единого шанса.

Она пришла к нему по собственной воле. Она принадлежала ему. Или очень скоро будет принадлежать. Полностью. Дрожала ли она? В свете умирающего огня и свечных огарков он не мог разглядеть отчетливо.

На этот раз ее голос прозвучал достаточно громко:

— Если ваше предложение остается в силе, я хотела бы стать вашей любовницей на три месяца…

— Три месяца?

Откуда, черт возьми, она знает, как долго обычно длятся его связи?

Она закусила губу.

— То есть… это слишком долго? Я понимаю, вы, вероятно, действительно не хотите, чтобы я так долго была вашей любовницей, но я думала, что вы согласились бы принять меня на это время, чтобы дать мне начать… В конце концов, ваша репутация… Я думала, вы могли бы научить меня тому, что мне нужно знать… чтобы правильно привлекать внимание. Тогда другой джентльмен может… когда вы устанете от меня… — Ее голос затих.

— Ясно, — сказал он. — Это может занять немного больше времени, чем три месяца. — Чертовски больше времени, если задуманное у него получится. Первый раз в жизни он не мог предсказать, чем кончится связь, еще до ее начала.

— Это правда?

— Да, — сказал он. — Почти наверняка. Но конечно, кое-что нужно выяснить заранее. Мой адвокат составит соглашение, которое мы оба подпишем.

— Соглашение?

— Конечно. Так это обычно делается.

— Серьезно? Что необходимо выяснить в первую очередь?

Он улыбнулся и поставил стакан на ночной столик.

— Можете ли вы доставить мне удовольствие в постели, моя дорогая?

Пристально глядя на нее, он гадал, не убежит ли она тотчас. Видит бог, он вел себя достаточно грубо. Он видел, как напряжено ее тело, и жаждал утешить ее, заключить в свои объятия и поцелуями прогнать все страхи, но она должна сделать выбор. Фарингдон мог лишить ее невинности, но он не заставит ее сделать ни шагу дальше по этой дороге, если она того не желает. Она отказала ему очень явственно. Возможно, она имела в виду это, возможно, нет. Он должен быть уверен.

— Вы… вы не хотите меня, не так ли?

Вопрос ударил его, и он увидел, как она повернулась к двери. С опозданием он понял, что его попытка предостеречь ее, удостовериться, что она знает,( что делает, вызвала в ней чувство стыда.

— Селина!

Она остановилась и обернулась. Щеки ее алели.

— Милорд?

Он старательно подбирал слова:

— Это не так. Я хочу вас, но, когда я просил вас раньше, вы отказались. Я не буду заставлять вас. Вы должны прийти ко мне. По собственной воле.

Она сделала шаг по направлению к кровати и вновь замерла.

— Вот именно, — сказал он тихо. — Приди ко мне. Я не коснусь тебя, пока ты не будешь лежать обнаженная рядом со мной в этой постели.

Дрожь пронизала Верити, когда она услышала его приглашение и поняла, что оно значит. Она должна будет раздеться перед ним. Снять всю свою одежду и голой подойти к его кровати. И при этом она перейдет границу между благопристойностью и развратом. Она станет изгоем в приличном обществе. Но только таким образом она получит возможность сама управлять своей жизнью.

Ее руки тряслись, когда она возилась с первой пуговицей своего лифа. Негромкий звук со стороны кровати привлек ее внимание. Она мельком бросила взгляд — и пальцы застыли на второй пуговице. Он снял жилет и в этот момент выпутывался из рубашки.

При виде мускулистого тела Макса у Верити пересохло во рту. Огненные блики скользили и блестели на твердых выпуклостях. Она никогда не знала, что мужское тело может быть настолько другим, настолько прекрасным.

Тихий смех заставил ее вновь поднять глаза на его лицо, и тогда она поняла, что поддалась гипнозу. Ее рот пересох еще более, когда она встретила его горячий взгляд.

— Не забывайте про ваши пуговички, сердце мое. — Его голос был полон жаркого стремления. — Я не собирался отвлекать вас.

Она закрыла глаза и заставила пальцы повиноваться. Вторую пуговицу, затем еще и еще. Пуговица за пуговицей, пока платье не повисло на ней свободно. Она стояла, не понимая, что делать дальше, не видя, но мучительно сознавая его присутствие на кровати, зная о том, что его взгляд все еще жжет ее.

— Спустите его с плеч, пусть упадет до талии.

Она не обнажена. Еще нет. На ней все еще была ее сорочка. И нижняя юбка. Дрожа, Верити повиновалась, чувствуя, что ее соски затвердели от внезапного озноба. Платье упало на бедра, остановленное их нежной округлостью.

— Тебе не будет холодно, — донесся шепот. — Я тебя согрею. — Это прозвучало как обещание. На мгновение повисла тишина. Затем голос продолжил: — Теперь спусти его с бедер. Пусть падает на пол.