Индия. Моё первое пришествие полвека назад - Игорь О. Станович

страшно, в глазах всё расплывалось и казалось, что временами я отключался. В квартиру зашли старшие, я собрался и даже что-то приветственное произнёс, как бы не отрываясь от чтива.

— О, они тут читают, — сказал отец, подходя сзади. — Что за книга? Интересная?

Я, стараясь не дышать, молча закрыл книжку, показывая обложку. И только тут заметил, что она лежит кверху ногами. Я быстро перевернул книгу и раскрыл её обратно, на той странице, как было. На меня смотрела картинка охоты на акулу со старинного парусного корабля. Тот самый рассказ Толстого, который я выучил чуть ли не наизусть. Папа ещё некоторое время молча постоял сзади и отошел, ничего так и не сказав. «Кажется, пронесло», — подумал я. И тут же сообразил: а как же бар с открученной задней стенкой? Всё стояло на местах. Никаких следов нашего преступления обнаружено не было. Потом брат рассказал, что он довольно быстро пришел в себя. Попробовал привести в чувства и меня, но из этого ничего не вышло. Далее он всё поставил на места, помыл, прикрутил и придвинул. И вроде бы наше преступление прошло незамеченным. Вот такой опыт приобщения к этой отраве был у меня. Напомню, всё происходило летом, когда я только закончил первый класс. Потом, через много-много лет, в разговоре с отцом мы случайно коснулись воспоминаний о нашем пребывании в Индии. Я вспомнил этот эпизод и рассказал, как всё было на самом деле. Папа рассмеялся и добавил несколько деталей к моим воспоминаниям. Оказывается, он всё тогда понял по странности поведения и аромату, исходящему от нас с братом. И педагогично промолчал. Только до сих пор не мог понять, где мы взяли бухло? Для него стала сюрпризом наша сообразительность. Какой вывод можно сделать из этой истории? Родители, как можно дольше оберегайте детей от алкоголя! Хотя сейчас молодёжь скорее всего пошла другая, им смартфон дал в руки… и сам свободен…

К сентябрю брат уехал, а сестра осталась. Родители решили, что ей будет гораздо полезнее провести год в Индии и набраться впечатлений. Всё равно армия не светит, а только, на худой конец, замужество. Стало немного грустнее. С ней подобных афер учинить было уже (а может, ещё) невозможно. Она была правильная девочка и через год ей исполнялось шестнадцать лет.

Когда мы только приехали в Дели, я ещё не был школьником по возрасту. Тогда меня определили в посольский детский сад. Туда нас отвозил один из бусиков, имевшихся в гараже корпункта АПН, то есть нашего журналистского посёлка. В распоряжении были зелёного цвета рафик и красный фольксваген с открывающейся крышей. Последний я не любил, а предпочитал советский микроавтобус. Хотя все взрослые были от немца без ума. Во-первых, открывающаяся крыша — это в тропиках плюс, во-вторых, немецкий автомобиль — это лучше советского, а в третьих, он был дизельный. В чём заключалось последнее преимущество — я не знал, но верил на слово, что это хорошо. Однако с большим кайфом ездил на рафике. Тут была одна штука, толк в которой понимал только я. В задней части автобуса на полу находился небольшой лючок. Нужен он был, как я догадывался, для слива воды при мытье салона. Но только я придумал, как обратить в развлечение такое приспособление. Я набирал с собой несколько газет и на ходу, аккуратно просовывая их в лючок, отпускал. Если скорость и ветерок были достаточными, то газета, распрямляясь, иной раз шлёпалась на лобовое стекло сзади идущего автомобиля. Что вызывало панику у его водителя, и тот резко тормозил. Самый интересный эффект достигался на трассе. Там и скорости были высокие, и газеты летали забавнее. В общем, я приходил от этого в жуткий восторг и получал огромное удовольствие. Мне представлялось, будто я миномётчик или стрелок из пращи, а может, лука. Но, скорее всего, ещё какого-то фантастического оружия, пока мало известного на Земле. Я тщательно рассчитывал траекторию полёта газеты с учётом порывов ветра, расстоянием до объекта и прочими премудростями. Иногда я заранее немного мочил газету. Как говорится, для большей лучшести. Иногда брал с собой воду и делал это по мере надобности в машине. Что могло быть прекраснее, если удачно выпущенная газета цеплялась за дворники и долгое время держалась на лобовом стекле заднего авто, пока её не сдувало? А если это приводило к торможению его? И мне казалось, будто мы уходили от преследования иностранных шпионов. Наша машина была для Индии диковинная, потому что иностранная, к тому же на микроавтобусе располагались дипломатические номера, что предполагало его неприкосновенность со стороны даже полиции. Да ещё и руль был не как у всех индийских машин — справа, а слева, как в нормальных странах. А белые рожи в салоне отпугивали воспитанных в почитании англичан несчастных индийцев. И они лишь иной раз подъезжали и смотрели на меня с осуждением, даже не смея нажаловаться водителю. Водитель, работающий на белых сахибов, тоже в их понимании был большой человек. А я, как ребёнок, был полностью уверен в своей неуязвимости и даже незаметности, ведь многие, наверное, ощущали такое чувство, которое даёт замкнутое пространство салона? А может, такое кажется только в детстве? Это сейчас я понимаю, что был редкостный дурак и какому риску подвергал окружающих. А тогда мне многое сходило с рук, что, видимо, имело последствия для дальнейшей кармы. Но об этом я узнал значительно позже. И как-то карма-таки настигла меня. Причём на пустом, казалось бы, месте. Учась в первом уже классе, я на переменке вышел во двор и сел на качели. Так как я, начиная с детства, был максималистом, то и раскачался по максимуму. Качели, дойдя в верхнем положении до предела, ударились в упор, от чего я соскочил с сидушки и, пролетев несколько метров, со всей дури плюхнулся на землю. Хорошо, что это была клумба. Но инстинктивно я при падении подставил руку и приземлился на неё. Боли, вроде, не почувствовал, но понял, что чего-то во мне повредилось, и как бы не так работает мой организм. Я посмотрел на руку: она почти под прямым углом была согнута в том месте, где гнуться бы не должна была. Прямо возле локтевого сгиба. Сейчас, как доктор, я могу сказать точнее — сломаны были обе лучевые кости прямо посредине. Разгибать руку я не стал. Но перепугался, что теперь так останется навсегда. Поэтому сразу побежал к учительнице, чтобы она что-то с этим поделала. Кстати, эта