Индия. Моё первое пришествие полвека назад - Игорь О. Станович

возвели. И даже Волги выпускались ещё в модификации двадцать один. К тому же прав на управление у отца не было. В ответ звучало о возможности все эти проблемы решить. На третий час дискуссии Вену принял аргументы отца.

— Ну, смотри, — сказал он в конце вечера, — раз ты не можешь принять мой подарок, то и мне этот автомобиль не нужен. Я разобью его… вот!

Прошло примерно полгода. Богатый друг назначил в нашем посёлке премьеру своего нового детища — фильма, как анонсировал он, где состоится его актёрский дебют и много-много каскадёрской работы. Как мне ни тяжело было снова глядеть индийскую муть, тут пришлось согласиться из уважения. Тем более, что тот фильм, который я описывал выше, из коллекции продюсерских работ Вену, был достаточно сносным. От этого просмотра я ожидал чего-то подобного. Суть киношки, естественно, двухсерийной, почти четырёхчасовой, заключалась в том, что некая банда разбойников орудует по всей стране. Грабит богатеев и раздаёт деньги беднякам. Все они братья. Короче, эдакие робингуды по-индийски. Естественно, там присутствует любовь. Но что удивительно для индийского кино, там всё заканчивается без традиционного хеппи энда! Весь этот боевик обильно сдобрен песнями и танцами, в которые пускаются герои фильма, иногда с горя, а порой от радости. В блокбастере куча трюков. В том числе и на мотоциклах. Одним из них, в его исполнении, наш друг очень гордился. Ему пришлось прыгать через двадцатиметровый ров с крокодилами, уходя от погони полиции. Герои постепенно гибнут в схватках с правоохранительными органами, которые показаны не с лучшей стороны. Сплошная коррупция и поборы с бедняков. В конце концов остаётся главный младший брат. Остальные гибнут. А заканчивается киноповествование тем, что, опять же, спасаясь от преследования, герой мчится на розовом Кадиллаке Эльдорадо, сметая все преграды и баррикады полиции, где-то в горах. На крутом повороте он выпрыгивает из машины и пересаживается на припрятанный в кустах мотоцикл. Далее по горной тропе устремляется куда-то вверх. А огромный автомобиль срывается с обрыва и летит в глубокий каньон, где струится бурная река. Всё говорит о том, что герой для полицейских гибнет. Но тело не находят. А сам молодой робингуд уходит через горную границу, то ли в Непал, то ли в Китай, а может, ещё куда. Вот такой полу-хеппи, полу-энд. Все герои погибли, а главный уходит в горы, типа становится отшельником. Как-то так все истолковали сей шедевр.

— Я обещал, что разобью машину? Вот, убедись, я всегда держу своё слово! — гордо продекламировал отцу миллиардер. Когда свет зажегся, он привстал, и зрители зааплодировали ему.

А меня мучила только одна мысль, перевешивая все остальные чувства, навеянные просмотром: я видел эту машину, знаю, кому она принадлежит, слышал, будто это единственный экземпляр в Индии, значит, не может не бросаться в глаза. Тогда откуда её мог взять и кататься на ней бандит, которому по определению положено быть незаметным и таящимся от всех. Ведь любой обращает внимание на подобную экзотику, тем более, уважающий себя полисмен! И вторая мысль, глодавшая меня после того, как я увидел последние сцены фильма — пропали мои десять пайсов, которые я припрятал в щель между диванными подушками заднего сидения. Для того, чтобы в Москве потом достать их и показать родителям: вот чего я тут припрятал на память о нашем пребывании в Индии.

Да… так мы и остались без средства передвижения, как сказали бы Ильф и Петров. Хотя, скорее, тот автомобиль стоило бы называть роскошью. С молодым индийским миллиардером у нашей семьи связано много замечательных историй и воспоминаний. Но память выдаёт сейчас уже только эпизоды, детали. Последовательность же их уже утратилась в недрах нейронов моего мозга. Помню, как моей старшей сестре Вену устроил грандиозное празднование шестнадцатилетия. В Индии для девочек это знаковая дата. Наступление совершеннолетия. Не уверен, что сейчас эти законы сохранились, но в те времена с этого возраста индианки выходили замуж, и это не противоречило законодательству. Кстати, в отличие от юношей, чьё совершеннолетие наступало в двадцать один год. Я пребывал в Индии безвылазно все четыре года отцовской командировки, в отличие от папы и мамы, которые отъезжали в Союз (как принято было говорить) на время отпуска. Делали они это попеременно, дабы не оставлять меня без присмотра, так как то представляло опасность, ребёнок я был весьма активный. В первые же дни нашего пребывания в на полуострове Индостан меня определили в посольский детский сад. По возрасту как раз подходил. В школу должен был идти на следующий год. Школа была начальная, в те времена это составляло четыре класса. Далее, если родителей оставляли на больший срок служить Родине на чужбине, ребёнка отправляли в СССР. К родне или в известный на весь мир интернат МИД СССР, что располагался в Пушкино под Москвой. Оттуда вышло множество известных людей, продолживших династии дипломатов и прочих загранработников. Так вот, что касается детского сада, его воспитанники плавно перетекали в школу, которая находилась на той же территории посольского городка, буквально в пятидесяти метрах. Есть поверье: как начнёшь какое-нибудь дело, так оно и будет продолжаться, пока его не закончишь. Моё пришествие в коллектив ознаменовалось, мягко говоря, неприятным инцидентом. И закончилось довольно быстро. Из садика меня выгнали в первый же день. С детства у меня было воспитано чувство, что мужчина — опора и защитник женского пола. А когда я появился в новом для себя коллективе, на моих глазах произошло кощунство. Мальчик нагло и без зазрения совести начал отнимать у девочки игрушку, да ещё ударил её по голове этой самой игрушкой, когда всё-таки сумел её отнять. Во мне взыграли мужские чувства и я, подойдя к ссорящейся паре, резким ударом решил охладить пыл хулигана. Как-то так совпало, что удар пришёлся мальчику в челюсть. Он потерял равновесие и, отступая назад, оказался возле ступенек, ведущих вниз из беседки, где всё это происходило. Ребёнок упал, заорал с испуга и стал биться в истерике. На шум прибежала воспитательница. Началась разборка. Но моё преступление было налицо, и все объяснения, что я защищал девочку, не прохиляли. Эх, сколько ещё всего предстояло испытать мне в жизни из-за женщин! Воспитательница поставила меня в угол. Беседка была шестигранной формы и угол был тупой, с хорошим обзором. Поэтому стоять мне было не скучно, пока вокруг шумели и выясняли детали произошедшего. А я, страдая, рассуждал о несправедливости этой жизни. Выяснилось, что мальчик с девочкой являлись братом и