Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни - Селия Хаддон

Пьянство довело меня до такого состояния, когда нужно было признаться в том, что я – алкоголик и не могу позволить себе упасть еще ниже в собственных глазах. Я поняла, что означает дойти до последней черты.

Так для меня открылась новая дорога. За тридцать четыре года до появления в моей жизни Тоби я бросила пить и решила стать хорошей женой для Ронни.

Через несколько дней в мой сад вместе со своим котенком пришла черно-белая кошка Толстая Ада. Я бросила пить и теперь могла завести кошечку. Я пристроила ее малыша в хорошую семью, а Аду оставила себе. Она стала первой кошкой в моей взрослой жизни.

В то наше первое знакомство я заглянула под навес и увидела, что в старой картонной коробке устроилась большая черно-белая кошка с котенком. Она выстелила коробку своей шерстью, как я заметила позже, чтобы ее малышу было тепло и уютно. Каждый раз, когда я выходила в сад, кошка начинала тревожно ворчать, подзывая своего крошку поближе.

Мне пришлось отправиться в магазин для покупки кошачьего корма. Естественно, в моем доме ничего подобного не водилось. Я положила корм на блюдечко и сразу поняла, что моя гостья страшно голодная. Она вылезла из коробки и съела все до капли, осторожно поглядывая на меня, но все же решилась поесть в моем присутствии. Поддавшись импульсу, я взяла кошку на руки и принесла в дом, а потом вернулась за ее малышом.

Затем нужно было пойти в зоомагазин за кошачьей лежанкой. Моей гостье она не понравилась, и кошка решила вместе с котенком поселиться под кухонной раковиной, рядом с канализационной трубой. Я устроила там лежанку, и гостья провела под раковиной несколько недель.

Я не собиралась заводить кошку и вообще не думала, что мне она нужна. Я просто подкормила малышку, а потом одно за другим, и стала котовладелицей: сначала накормила, потом принесла ее вместе с котенком на кухню, а потом стерилизовала и окончательно оставила у себя. Все это время я совершенно не понимала, что кошка полностью изменит мою жизнь.

Иногда я думаю, что появление Ады в тот момент было не простым совпадением. Возможно, Ада, ставшая страшно толстой и счастливой, стала мне наградой за трезвость. Я боролась с собой, чтобы не взяться за бутылку, а кошка внесла радость в мою жизнь. Было ли это событие первым шагом на пути любви к этим животным? Возможно. Толстая Ада помогла мне забыть о прежней пьяной жизни.

Бросать алкоголь – дело трудное и неприятное, и в этом я убеждалась каждый день, неделя за неделей. Выпивка стала неотъемлемой частью моей социальной жизни – практически все трапезы, за исключением завтрака, сопровождались вином, а зачастую им предшествовала пара стопок виски. Алкоголь помогал мне расслабиться, преодолевать усталость, жить весело и бодро.

Самыми трудными были первые три месяца трезвой жизни. Я постоянно чувствовала себя усталой, все забывала, могла оказаться в метро и неожиданно понять, что не знаю, куда еду и зачем. Я сходила с поезда, садилась на скамейку и ждала, когда память вернется и можно будет продолжить поездку.

Нормальные люди, способные контролировать, сколько и когда они выпивают, подумают, что я преувеличиваю свои страдания, но те, кто пытался бросить курить – иногда не раз, – прекрасно поймут, о чем я говорю. Желание употребить алкоголь усиливалось, когда я испытывала сильные эмоции – злилась или чего-то боялась. Мне стало ясно, что бросить пить было легко, труднее всего не начать снова. Однако с помощью тех, кто уже поборол эту болезненную зависимость, я сумела преодолеть себя.

В первые несколько месяцев со мной произошло нечто вроде духовного пробуждения. Это не было связано с религией, так как я просто осознала свой внутренний дух. Я выглянула из окна и увидела Сомерсетский лес. Мы с Ронни часто гуляли по нему, когда там цвели колокольчики, и я всегда восхищалась их красотой. Сейчас была осень, и листья на деревьях стали красными и золотыми.

В этот момент я ощутила течение времени и свое малое место во вселенной. Листья были прекрасны из-за своей недолгой жизни. Близость смерти окрасила их в золото и пурпур. Быстротечность, ощущение того, что ничто не длится вечно – вот в чем заключалась тайна этой красоты.

Те, кого я любила, и люди, и кошки, и сама я, являлись частью этой быстротечности, изменчивости жизни, которая должна закончиться смертью. Я сумела с радостью принять это. В тот момент, который я уже не могу воссоздать в памяти, я приняла свою жизненную роль – роль странника на пути, неизбежно ведущем к смерти.

* * *

Я сумела справиться с собой. Отказ от пьянства вознаградил меня сторицей. Наша с Ронни любовь стала еще сильнее. Нам обоим нужно было привыкнуть к мысли о том, что муж будет проводить свое время за болтовней и виски с друзьями в «Эль Вино», а я не смогу его сопровождать. Не потому, что не люблю своего мужчину, а потому что мне не стоит проводить время рядом со спиртным. Ронни имел право наслаждаться отдыхом и алкоголем в обществе друзей. Он мог пить вино за обедом. Я же лишилась этого права.

Когда я протрезвела настолько, чтобы осознать все, что происходило вокруг меня, я начала еще больше ценить смелость военных корреспондентов, таких как Ронни. Да, они не принимали участия в боях. Во время войн военным корреспондентам всегда помогали военные, на какой бы стороне они ни находились. Им не приходилось, как фотографам, лезть прямо на передовую, но эти люди постоянно сталкивались с опасностью.

Конечно, никто из них не стремился быть убитым. Мертвый журналист не может донести до читателей свою статью – серьезный недостаток подобного состояния. Успешные представители этой профессии шли на риск, но вовсе не ради прилива адреналина. Ронни считал самым главным передать статью в газету с помощью всех доступных средств. В те времена журналисты диктовали материалы машинисткам, сидевшим в редакциях. Появление спутниковой связи облегчило им жизнь, но, чтобы передать информацию, нужно было оставаться живым.

Я знала трех военных репортеров, погибших на посту. Молодого австралийца – работника агентства Reuters Брюса Пигготта убили во Вьетнаме в 1965 году. Замечательная, яркая, незабываемая Мэри Колвин погибла в Хомсе в 2012 году во время гражданской войны в Сирии. Редактор моего отдела Sunday Times Николас Томлин отправился на войну Судного дня в 1973 году и погиб от сирийской ракеты.

Ронни тоже работал во время войны Судного дня вместе с другом и соавтором Кристофером Добсоном. Их репортажи были настолько острыми и содержательными, что смогли превзойти газеты, которые отправили на Ближний Восток не менее шести журналистов. У меня до сих пор хранится фотография, где мой муж и Крис сняты с генералом Ариэлем Шароном.

Любой журналист мечтал бы о приглашении в палатку генерала. Шарон рассказал Ронни и Крису о ходе войны и планах. Жена постоянно присылала ему корзины с едой со своей фермы в Израиле, и Шарон с удовольствием угощал гостей.

– Генерал, у вас очень аккуратное поле боя, – сказал Ариэлю Шарону Ронни за виски. Типичная журналистская шуточка, но за плечами моего мужчины была военная подготовка и участие во Второй мировой войне в качестве морского пехотинца. Шарон просто рассмеялся.