Мед его поцелуев - Сара Рэмзи

— В некотором роде. Я не могу пока сказать большего, это испортит эффект.

— Ну хорошо, — ответила Пруденс. — Я знаю, с тобой лучше не спорить, когда ты что-то задумала.

Эмили поцеловала ее в щеку.

— В конце концов все будет хорошо, Прю. Я обещаю.

План был прост. Эмили встретится с Малкольмом, подтвердит свой отказ, а затем оставит вместо себя Пруденс. Если Пруденс не будет заранее ожидать встречи с ним, она не разнервничается.

А лунный свет наверняка довершит начатое. И в темноте Эмили будет куда проще уйти.

В конце концов, он знал свой долг.

И обед в кругу семьи подтвердил это, как ничто другое. Его братья доверяли ему, мать его обожала. Как он может сказать им, что посчитал женщину важнее их благосостояния?

Однако при всем этом Эмили идеально им подходила. Она была красива, гладко вела разговор, показывала безупречное владение манерами, и, похоже, ей нравилась его семья. Ответ Фергюсона на его вопрос прибыл сразу после обеденного гонга и ничем не намекал на скандалы.

Поспешно нацарапанный ответ содержал недвусмысленное предупреждение: «МакКейб, не женись на гарпии. Ф.».

«Не женись» было подчеркнуто три раза.

Очень четкое свидетельство того, что Эмили и Фергюсон друг друга не любят. Но они оба были сильными личностями — Малкольм отлично понимал, как просто они могли довести друг друга до бешенства. Так было ли мнение Фергюсона основано на фактах?

Малкольм разорвал записку и бросил ее в огонь, проклиная лаконичность Фергюсона. Будь с этим связаны какие-либо законные сожаления, Фергюсон бы их упомянул. Малкольм подозревал, что Эмили и Фергюсон просто не нравятся друг другу. Но что, если восприятие Фергюсона окажется прозорливее интуиции Малкольма? Более точным, чем желание, державшее его на грани в ожидании ее шагов в коридоре?

Карманные часы показывали 10:43. Он захлопнул их крышку и отвернулся от французской двери в дальнем конце библиотеки, чтобы рассмотреть портрет Иана МакКейба, первого графа Карнэч. Малкольм, с его темными волосами, серыми глазами и телосложением воина, невероятно напоминал своего предка, за исключением слегка искривленного носа, который плохо сросся после тренировки с близнецами в прошлом году. Битвы с тех пор, как не стало отца, были маловероятны, но последние веселые годы перед долгим соответствием титулу он развлекался как мог.

Иан был основателем клановой традиции жениться на англичанках. Эта стратегия позволила МакКейбам обзавестись нужными связями и избежать худших нападений со стороны английских монархов. Свою невесту Иан, естественно, выкрал — у политических трюков того времени были свои особенности.

Он улыбнулся. Если верить семейным преданиям, первая графиня влюбилась в Иана еще до конца первой недели. Он не сомневался, что с ним и Эмили произойдет то же самое, если она хоть ненадолго опустит свое оружие и даст ему шанс завоевать ее сердце.

Но если Малкольм ее украдет, Солфорд наверняка прикончит его до конца церемонии. И если под ее милым личиком действительно скрыта опасность, Малкольм не может позволить себе этого. Он был настроен на реальность, не на поэзию и истории из книг. Брак по любви — или, по крайней мере, по страсти — был бы отличным предметом для сентиментальных сплетен, но не смог бы ни прокормить его клан, ни спасти горцев от иммиграции в Америку.

Он был бы рад унаследовать от предка его безжалостность вместо страсти к бунтарству. И он готов справиться с безумием, которое охватило его при виде Эмили, сказать ей, что она не должна приходить. После отбытия гостей он отправится в Лондон и расширит поле поисков. Если после этого он никогда не увидит Эмили, никогда не коснется ее прекрасного тела, тем лучше.

Дверь в другом конце зала открылась. Он услышал, как дверь закрывается с тихим щелчком, затем следует шепот.

Малкольм сосредоточился на портрете первого графа, не позволяя себе обернуться к почти бесшумным шагам за спиной. Он знал, что не сможет смотреть на то, как покачиваются при ходьбе ее бедра, и при этом помнить о своем решении отказаться от нее.

Эмили остановилась рядом, не говоря ни слова. Он посмотрел вниз и увидел носки ее домашних тапочек.

— Вы собирались подкрасться ко мне?

Голос его был тихим, но смешок, долетевший в ответ, еще тише. И все же в их голосах звучало возбуждение, отчетливое, как боевой клич с горной вершины.

— Каблучки слишком громко стучат по деревянному полу. Вам стоит добавить ковров, милорд. Иначе вы никогда не сможете принимать здесь столичных гостей.

— У меня не было причин их принимать.

— У меня тоже. Но вам придется, как только вы войдете в палату лордов. Леди будут виться вокруг вас, и вы тогда поблагодарите меня за идею ковров.

Он обернулся к ней, оставив предка молчаливо наблюдать за игрой.

— А вы вскоре забудете меня, леди Эмили?

Она выдержала его взгляд.

— Вы знаете, что я не могу, милорд.

Предательская рука сама поднялась погладить ее по щеке, отметая предостережение Фергюсона и собственную решимость. Она не была гарпией. Она была богиней, которая спустилась к нему с Олимпа.

Она шагнула прочь. Он последовал за ней, ловя ее запястье.

— Не можете? Или не станете?

Ее тапочки слетели с ног.

— То и другое. Мы не предназначены друг другу, Малкольм. Вы женитесь на Пруденс, как велит вам долг. А я вернусь домой, как мой долг велит поступить мне.

Ее голос боролся с ним, но она не пыталась освободить руку.

— Я не женюсь на Пруденс. Даже если бы я хотел, она меня не примет.

Эмили взглянула на дверь.

— Она согласится…

— Она согласится, — прервал он ее. — И выйдет за меня, чтобы сбежать от матери, но мне этого недостаточно.

Он поднес ее руку к губам, коснулся поцелуем ее пальцев, намекая, что не отпустит, что готов для нее на все.

— Мне нужна умная, очаровательная, умеющая говорить. А не любительница мрамора с познаниями о древних греках.

Ее пальцы напряглись в его руке.

— Вам нужна еще и покорность, если я правильно помню. Пруденс в этом намного меня превосходит.

— Но умеет ли она лучше вас целоваться?

— Откуда мне знать, — ответила она. И опустила взгляд, пытаясь надеть слетевшую тапочку. От вида ножки, показавшейся из-под платья, его опалило желание.

Эмили подняла взгляд.

— Женись на ней, Малкольм, как и предполагалось. И прекрати обо мне думать.

Он не мог не думать о ней. Его плоть, натянув бриджи своей каменной твердостью, знала, чего он хочет, несмотря на все отрицания мозга.