Гром среди ясного неба - Генри Саттон

class="p">— Хэлло,— позвал он.— Кто-нибудь есть? Ответа не последовало.

— Хэлло,— опять крикнул он.

— Иду, иду,— ответил кто-то.

Льюин облокотился на стойку бара и стал ждать, пока появится хозяин. Минутное ожидание показалось Льюину очень долгим, и он начал досадливо барабанить пальцами по стойке. Что за чертовски нерадивая манера вести дела? С другой стороны, в таком захолустном городке ритм жизни, наверное, замедленный. Но тут из задней комнаты вышел коренастый мужчина и сказал:

— Извините, мистер, бар закрыт. Если вам необходим бензин, я накачаю, но я себя неважно чувствую. Я просто тяну время до пяти, когда мне разрешено закрыть почту.

— Извините, что я вас беспокою,— сказал Льюин.— Я ищу дом Эдисона. Я — врач.

— Дом Эдисона? Вам надо вернуться по дороге. Это будет третий, нет, четвертый дом по левой стороне. Перед ним увидите старую развалюху без колес — «шевроле-пикап»,—где живут куры. Ищите его, а дом рядом. Вы обязательно его увидите.

— Спасибо,— поблагодарил Льюин.

— Вы говорите, что вы врач? — спросил Смит.— Разве у них кто-нибудь заболел?

— Так мне сказали,— ответил Льюин.

— Наверно, Мэри. Я так и подумал, что с ней что-то неладно. Обычно она каждый день приходит сюда после обеда узнать, нет ли писем от ее мужа Тома Эдисона. А сегодня она не приходила.

— Да? — воскликнул Льюин, поворачиваясь, чтобы уйти. Но тут Смит добавил:

— Странное дело, с одиннадцати утра здесь никто не появлялся. Целый день мне нечего было делать. Я только заправил бензином машины двух проезжих и выпил кружку пива с водителем почтового грузовика. Но это и к лучшему, потому что с обеда я чувствую себя прескверно. Сильно болит голова. Я уверен, что у меня поднялась температура. И жуткая слабость. С трудом по комнате передвигаюсь.

— Может, вам следует показаться врачу,— сказал Льюин.— Не запускайте болезнь. Вам надо хотя бы отдохнуть. А если у вас температура, примите две таблетки аспирина. Это не повредит.

— Спасибо, доктор,— поблагодарил Смит, закрывая дверь.

Льюин сел в свою машину, развернулся на площадке перед бензоколонками и поехал назад по ущелью искать «шевроле-пикап» с курами и дом Эдисона,

17 ЧАСОВ 22 МИНУТЫ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Улыбнувшись, Льюин сказал Элинор:

— Постараюсь не задержаться. Элинор ответила:

— Не торопись. Я захватила книгу почитать. Я еще не забыла, что означает твое «недолго».

Льюин рассмеялся, похлопал ее по колену и вышел из машины, прихватив с заднего сиденья свою черную сумку. Он направился к дому, осторожно ступая между сорняками и стараясь не вляпаться в куриный помет. Затем он поднялся по прогнившим ступенькам и подергал старомодный механический звонок.

— Войдите, дверь открыта,— отозвался мужской голос.

Судя по голосу, это, наверно, и есть тот старый ворчун, подумал Льюин, открывая входную дверь. Она вела прямо в маленькую гостиную, заставленную разностильной потрепанной мебелью; тут же валялись шахтерские принадлежности, рыболовные снасти, охотничьи куртки и сапоги. Самой большой вещью в комнате был старый диван, набитый конским волосом, на котором лежал Эдисон, укрывшись до самого подбородка ярким красным шерстяным одеялом. Занавески отсутствовали, и окна прикрывали ветхие жалюзи, спущенные до самого подоконника. Эдисон приподнялся и попытался было встать, но либо ему не хватало сил, либо он не хотел их попусту тратить.

— Вы — врач? — спросил он.

— Да, я доктор Льюин.

— Она там, в спальне,— сказал Эдисон, указывая рукой на дверь.

Льюин осмотрелся. Дом был небольшой, он состоял из четырех комнат: гостиной, где жил, вернее, расположился бивуаком Эдисон; кухни, куда можно было заглянуть через открытую дверь; спальни и, вероятно, ванной комнаты. Во всяком случае, так он прикинул.

— Я посмотрю и вас, когда закончу осматривать Мэри,— предложил Льюин.

— Как угодно,— пробурчал Эдисон.

Это звучало не слишком любезно, но прежней бравады как не бывало. С кривой усмешкой Льюин подумал, что это триумф медицинской науки, но триумф не блестящий. Эдисон выглядел отвратительно. Помимо того, что ему было, вероятно, лет семьдесят и он давно не брился, его лицо было ужасно бледным, видимо, он страдал от сильнейшего озноба — его всего трясло,— и в глаза бросалось какое-то странное выражение его лица. Льюин не мог понять, в чем дело, так как раньше с Эдисоном не встречался. Несомненно, этот человек выглядел очень странно. Его лицо было похоже на безжизненную маску, глаза вытаращены. Льюин подумал, уж не перенес ли он инсульт за последние полгода, и решил, что потом осмотрит его внимательнее.

Он направился к спальне, дверь которой была приоткрыта, и, постучав, вошел.

— Хэлло, Мэри,— сказал он.— Как я понимаю, вы себя неважно чувствуете. Посмотрим, что можно предпринять.

Спальня была небольшая и душная, и его пациентка, лежавшая на огромной старомодной металлической кровати, казалась совсем маленькой. Льюин достал из сумки термометр, встряхнул его и сунул Мэри в рот. Он улыбнулся, чтобы ее успокоить, и стал считать пульс на запястье. Пульс был нормальный как по количеству ударов, так и по наполнению. Но температура подскочила до 39,5 градуса. Льюин помог женщине сесть, достал из сумки стетоскоп и подождал, пока она расстегнет хлопчатую блузу. Затем прослушал сердце, заставил ее покашлять, чтобы прослушать легкие. Осмотрел уши и горло, извинившись из вежливости, когда нажал ей деревянной лопаточкой на язык и она поперхнулась.

— Ну, а теперь,— сказал он, спрятав стетоскоп в сумку и выбросив лопаточку в корзинку,— рассказывайте, что вас беспокоит?

— Я чувствую себя ужасно,— сказала Мэри,— меня мучает рвота и страшная головная боль.

— Болит какая-то часть головы или вся голова? — спросил Льюин.

— У меня болит лобная часть, где-то за глазами,— ответила она.— И я… у меня страшно закружилась голова, когда я пошла в ванную. Чувствую головокружение, а еще дрожь в коленях.

Выслушивая симптомы болезни, он рассматривал ее лицо, показавшееся ему странным. Такой же странный взгляд, какой он заметил у старика Эдисона. Выпученные и почти не мигающие глаза делали Мэри похожей на смешных южноамериканских обезьян. Как же они называются? Лорис? Мармозеты? Кинкажу? Не важно. Глаза были так широко раскрыты, белки так сильно обнажены, что создавалось впечатление, будто она таращится от ужаса.

Льюин призадумался. У него мелькнула догадка, что оба — Томас Эдисон и Мэри — больны одной и той же болезнью. По всей вероятности, это какая-то вирусная инфекция. В таком случае он вряд ли в состоянии им помочь.