Первые заморозки - Сара Эдисон Аллен

Эта история, разумеется, была чистой воды выдумкой. Нет, конечно, некоторая доля правды в ней имелась. Лоток с колбасками в самом деле взорвался у него на глазах, но произошло это в результате того, что растопленный жир попал в жаровню, когда он пытался стащить колбаску.

Впрочем, Энн, похоже, не особенно интересовало, правда это или вымысел.

У него было такое чувство, что она уже давно перестала ожидать правды.

Сейчас, когда Расселл последовал за ней на кухню, Энн улыбнулась, сгружая расписанные розовыми цветами чашки в раковину.

— Я приберегла для вас пару сэндвичей и кое-какую выпечку, — сказала она, вытирая ладони о джинсы, и извлекла откуда-то из-под разделочного стола тарелку, накрытую белоснежной полотняной салфеткой. — А не то Эндрю съел бы все, что осталось.

Жестом заправского фокусника она сняла салфетку. Под ней оказалось несколько треугольных сэндвичей на кусочках поджаренного хлеба, с которых были срезаны корки, пара маленьких аккуратных сконов и птифуры. Что-что, а готовить, похоже, Энн умела неплохо.

— Благодарю вас, Энн, — сказал он и с легким поклоном принял из ее рук тарелку, словно это был какой-то драгоценный дар.

Ей это явно понравилось.

— Идемте со мной, — сказала она, открывая кухонную дверь, украшенную кружевной занавеской.

Она вывела его во дворик и двинулась вдоль дома за угол. Вскоре они очутились вдали от окон, в маленьком закутке, образованном тепловым насосом и деревянной шпалерой, служившей опорой розовому кусту. Там обнаружились два дешевых пластмассовых кресла для пикников.

— Пока солнце не сядет, на улице еще достаточно тепло, чтобы можно было посидеть спокойно. Эндрю никогда не приходит в голову искать меня здесь.

Расселл сел в кресло. Энн заняла второе, явно появившееся в ее убежище совсем недавно. Чести посетить его определенно удостаивались не многие. Наверное, Расселлу следовало бы почувствовать себя польщенным. Впрочем, для этого нужно было иметь сердце.

— Я слышала, вы спрашивали об Уэверли, — заметила Энн, вытаскивая из-под перевернутого цветочного горшка пачку сигарет и зажигалку.

— Да, — сказал Расселл просто.

— Эндрю не любит о них говорить. Он считает, что на их дом обращают слишком много внимания. Вдобавок Клер Уэверли что-то вроде местной знаменитости, в особенности с тех пор, как про нее написали в журнале. Эндрю многие годы пытается этого добиться. Он все время говорит: «Со странными людьми невозможно тягаться. Они все равно выиграют», — сказала Энн, закуривая. — Но я расскажу вам все, что вы хотите о них знать. — Она сделала паузу, чтобы выпустить струю дыма. — Но сперва расскажите мне еще какую-нибудь из ваших историй.

Расселл откинулся на спинку кресла и отправил в рот птифур.

Это была весьма скромная плата.

— Как-то раз, когда мне было двенадцать лет, я спас от банкротства целый город. Это было в штате Небраска, в Неро, я шел по своим делам мимо аттракционов, как вдруг увидел, как полицейские гонятся за человеком, который тащит огромный мешок с деньгами. Он только что похитил его из городского банка, и это были все их деньги. Из мешка на ходу летели купюры. Большинство народа кинулось подбирать деньги. Но не я. Я ел сахарную вату, но бросил ее на землю, подбежал к будке тира и схватил ружье. Я знал, что прицел специально сбит, чтобы никто не мог выиграть приз, поэтому прицелился выше, чем надо было, и прострелил грабителю коленку, так что он рухнул как подкошенный. Город устроил парад в мою честь, а хозяин цирка объявил, что я могу бесплатно целый год каждый день есть сахарную вату.

— Неплохо, — произнесла Энн с улыбкой, сделав очередную затяжку. — Я почти убеждена, что вы сами в это верите.

— Вы меня убиваете. Неужели я стал бы выдумывать?

Энн фыркнула, и он улыбнулся ей в ответ.

В реальности сэр Уолтер Тротт однажды выгнал одного из цирковых работников из своего трейлера, хорошенько отходив его стеком, после того как узнал, что тот регулярно запускал руку в кассу. Работник обратился в бегство, сшибая все на своем пути и расталкивая людей. Расселл под шумок стащил несколько десятков кульков сахарной ваты и, спрятавшись за будкой тира, слопал все до единого. Потом ему было очень плохо, но он до сих пор считал тот день одним из лучших за все свое детство.

Он и сам не знал, почему просто не рассказал Энн правду. Никакого вреда от нее никому бы не было.

Почему-то о том, что было на самом деле, рассказывать труднее всего.

Клер с Тайлером, Сидни и Генри вышли из студенческой галереи последними. Автором торжественно открытой у них на глазах выставки был студент, удостоившийся высокой чести изваять скульптуру, которая в этом году украшала сквер в центре Бэскома — ту самую наполовину ушедшую в землю голову основателя Орионовского колледжа. Все скульптуры, выставленные в тот вечер в галерее, были объединены одной и той же темой: лицо Горация Дж. Ориона, скрытое в букете цветов; рука Горация Дж. Ориона, появляющаяся из книги; Гораций Дж. Орион, запутавшийся в длинной пряди женских волос, — эта скульптура, по-видимому, была призвана отразить тот факт, что основан Орионовский колледж был как школа для женщин.

Гораций Дж. Орион намного опередил свое время. На рубеже двадцатого века в Бэскоме появилось женоподобное создание с высоким голосом и чисто выбритым лицом; его сопровождал загадочный друг мужского пола, к которому он обращался не иначе как «любовь моя». Пламенный борец за права женщин, Гораций употребил бо́льшую часть своего семейного состояния на постройку колледжа для женщин в их маленьком городке в северокаролинской глуши — как прибежище для девушек со всех концов света, которые хотели учиться. Многие годы спустя, после его смерти, гробовщик, готовивший тело к погребению, был вполне объяснимо изумлен, обнаружив, что под именем Горация Дж. Ориона на самом деле скрывалась женщина, некая Этель Кора Хамфриз. Выросшая в семье махровых узколобых женоненавистников, она твердо решила, что на ней ее род и закончится, но, прежде чем это случится, она сделает все, что будет в ее силах, для представительниц своего пола. И как утверждалось во множестве студенческих курсовиков, жизнь в мужском обличье была единственным способом сделать это.

После того как свет в студенческой галерее выключили и беднягу Горация наконец оставили в покое, Клер с Тайлером, Сидни и Генри решили прогуляться по территории старого кампуса с его кирпичными башенками и настенными росписями. Спорт не входил в число преподаваемых в Орионовском колледже дисциплин, поэтому пятничные вечера студенты проводили на главном дворе, поглощая произведения учеников кулинарных курсов или наблюдая за звездами в казенные телескопы.

Сестры шагали впереди, Тайлер с Генри слегка от них отстали. У долговязого преподавателя искусств и более приземистого и мускулистого молочника было не слишком много общего, помимо их жен, но этого им было вполне достаточно. Иной раз один крупный интерес связывает крепче десятка мелких. Они частенько выбирались куда-нибудь сугубо мужской компанией: то Генри заезжал в колледж пообедать с Тайлером, то Тайлер заглядывал на ферму после работы. Когда Клер интересовалась, о чем они говорят, Тайлер неизменно отвечал: «Обо всяких мужских делах». Ей очень хотелось бы думать, что под этим он подразумевал электробритвы, потные носки и, возможно, гольф, но она была почти уверена, что «мужские дела» означали «ты и Сидни».