Лиса в курятнике - Екатерина Лесина

Нет, ей велено явиться, она и явилась к назначенному времени, но кто встречает? Или… очередное испытание? Лизавета окинула взглядом чугунную ограду, оценив и немалую красоту ее, и высоту, и остроту шпилей. При нужде, конечно, она обошла бы… правда, тут идти пришлось бы долго, ибо Царское Село огромно, но что поделаешь… не может такого быть, чтобы в ограде этой не сыскалось махонькой калиточки.

Она для интересу поднесла конверт к воротам, но те остались заперты. Контур охранный тоже не дрогнул, будто бы и не было тут Лизаветы. И что делать?

Охраны не видно.

И вообще никого, к кому можно было бы за помощью обратиться.

— Посторонись! — Крик заставил вздрогнуть и отскочить.

Вовремя — по дороге летел изящного вида экипаж, запряженный четвериком вороных. Стоило коням приблизиться, и ворота сами собой распахнулись, пропуская гостей.

И Лизавету.

Почему бы и нет? Приглашение у нее наличествовало, а что ворота не открылись… мало ли, бывает. Зато она мстительно усмехнулась: вот и тема есть для первой статейки, о гостеприимстве высочайшем.

Карета унеслась.

Ворота закрылись, благо закрывались они неспешно: Лизавета не только сама вошла, но и чемодан прихватить успела. Она уж не единожды пожалела, что согласилась принять этакую монстру. Да, некогда, в счастливые времена тетушкиной молодости, чемодан, безусловно, был хорош.

Вместителен.

Надежен.

Рама из прочного дерева была обтянута темною кожей. Массивные замки блестели, да и сам вид этакого чемодана — огромного, солидного — внушал безусловное почтение к хозяину его. И что с того, что кожа протерлась и потрескалась местами, а рама и вовсе слегка покривилась? Замки тетушка от ржавчины очистила и маслом натерла.

Весила эта монстра и сама по себе изрядно, а уж вместе с вещами…

Лизавета с тоской посмотрела на мощеную дорогу, уходившую куда-то вдаль. По обочинам ее росли каштаны, за ними простирались зеленые поля, где-то там, дальше, начинался парк, а уж за парком и дворец обнаружится… должен, во всяком случае.

— Тьфу на вас всех, — пробормотала Лизавета, подхватывая монстру.

Она прошла с десяток шагов и остановилась. Этак она и до вечера не доберется, а ведь ей обещали, что встретят, что ей главное — прибыть…

Точно напишет.

И похоже, с нужной толикой эмоциональности.

Споткнувшись, Лизавета едва не упала вместе с треклятым чемоданом. Эх, приделать бы к нему колесики… Она попробовала было монстру тащить, но та скрипела, скрежетала и грозила развалиться.

Дорога же по-прежнему была пустынна.

И…

Ах, дорогие мои читательницы!

Добравшись до заветных каштанов, Лизавета вздохнула, присела — благо для этой цели чемодан подошел как нельзя лучше — и смахнула пот со лба. Хороша она будет… красавица… растрепанная, взопревшая…

Если у вас есть экипаж и чин батюшкин, открывающий ворота Царского Села, то на конкурс вы прибудете в виде наилучшем. Тем же, кому не повезло, придется искать способ проникнуть за ворота, ибо обещанная встреча…

Чирикали птички.

Благоухали розы, правда, где-то вдали, но ветерок доносил чудесный аромат их. Место дышало покоем и безмятежностью.

Однако, памятуя, что труд всякий человека облагораживает, следует надеяться, что счастливицы, которым все же удастся преодолеть Каштановую аллею и добраться до дворца, изменятся к лучшему и получат…

Лизавета задумалась.

А что, собственно говоря, получат, помимо мозолей на руках и больной спины, ибо странно думать, что какая-нибудь несчастная конкурсантка явится сюда вовсе без багажа?

— Что вы тут делаете? — резкий голос заставил ее очнуться, и она поморщилась: еще и мысль преудачную спугнули.

— Отдыхаю. — Она развязала ленты и шляпку стянула.

Тетушка пришла бы в ужас, но проблема в том, что день выдался жарким, а Лизаветин веер, к слову, единственный, скрывался где-то внутри монстры.

Она помахала шляпкой.

— Здесь? — поинтересовался неизвестный, а Лизавета, положив шляпку на колени, юбку приподняла. Конечно, Царское Село — место такое… особенное, но она за свою жизнь насмотрелась всякого, а уж наслушалась… Не будет нормальный человек по кустам шариться.

— А нельзя?

— Отчего же… — В кустах зашебуршалось, а Лизавете удалось-таки подцепить ножичек.

Простенький.

Махонький.

Такой спрятать легко. Девки сказывали, что даже при полицейском досмотре при должном умении его сокрыть можно. Правда, места называли такие, что Лизавета краснела, чем вызывала у оных девок приступы смеха, мол, наивная.

Зато пользоваться научили.

Малафья, которая прежде в циркачках ходила, да сбегла с любовником лучшей жизни искать, с ножом обращалась, как иные благородные девицы с иглой. Всему не научила, но кое-что показала.

— Дурная ты, — сказала она снисходительно. — Пригодится…

И ножик она же подарила.

А Лизавета взамен платочек принесла, алыми розами расписанный.

Напишет.

Когда-нибудь. И про нее, и про других девиц, которых общество полагает отверженными, отказывая им не только в праве на маломальскую защиту, но и вообще на разум и чувства.

— Можно… — Мужчина выбрался на дорогу и отряхнулся. — Только здесь беседки имеются… в беседках отдыхать сподручней.

Прятаться в кустах — недостойно особы положения столь высокого. Так сказала бы матушка, немало гордившаяся титулом, хотя все знали, что получен он исключительно потому, что невозможно представить, чтобы царская кормилица к подлому сословию принадлежала.

Нет, она была хорошей женщиной.

Доброй.

Ласковой.

И обоих мальчишек любила той искренней любовью, за которую прощалось если не все, то многое. Она и умерла-то, защищая цесаревича, и отнюдь не из долга перед родиной, но лишь потому, что в голове ее не укладывалось, как это дитятко тронуть можно.

Бесчеловечно.

И что с того, что дитятко два десятка лет уж разменяло.

Князь вздохнул и затаился.

Матушка еще тогда, будучи живой, начала ему невесту подыскивать, перебирая девок придирчивей, нежели иной купец товар. Обычно робкая, стеснительная даже, она вдруг становилась иной, когда речь заходила о собственном ребенке. И нынешних девиц с их напористой наглостью, порой выходящей за рамки приличий, она бы точно не одобрила.

Девицы, заполонившие дворец, были милы.

Очаровательны.

Прелестны.