Лиса в курятнике - Екатерина Лесина

И порой глупы несказанно. Однако, что гораздо хуже, все до одной одержимы безумной мыслью выйти замуж. Лучше всего за цесаревича, потому как всем известно, вот-вот он шапку Мономахову примерит. А супруга его, стало быть, будет императрицей. Однако цесаревич один, а потому…

Впервые, пожалуй, ни репутация, ни происхождение низкое — а о нем, несмотря на титул и высочайшее расположение, помнили, — ни собственный дурной характер не отпугнули потенциальных невест.

— Ах, князь, — графиня Кизлявская закатывала очи и прижимала руки к груди, — вы та-а-акой умный…

— А вы такая красивая…

Девиц стало не просто много, как-то очень вдруг много.

Они терялись в коридорах дворца, умоляя о спасении. Словно случайно бы обнаруживались в местах, где им и находиться бы не положено. Падали в обмороки, жаловались на шебуршание и призраков. Многозначительно вздыхали или и вовсе норовили уцепиться за руку, будто бы предъявляя некие одним им известные права на свободу Навойского. И впервые, пожалуй, князь растерялся.

Не в подземелья ж их отправлять, право слово.

От графини ему удалось избавиться, перепоручив ее заботам какого-то дворцового бездельника, которых ныне тоже развелось больше обыкновенного: среди девиц имелись и неплохие, большей частью размером приданого, варианты. Однако на месте графини тотчас возникли княгиня… баронесса, и даже две, ревниво поглядывавшие друг на дружку…

И честно говоря, князь и сам не мог понять, каким таким расчудесным образом он оказался в зарослях шиповника. А шиповник здесь рос самого обыкновенного дикого сорту и потому был ветвист, шипаст и на редкость цепок. Зато девицы остались где-то позади, предпочитая держаться аллей и зеленых лабиринтов, где по чистой случайности — как иначе-то? — можно встретить подходящего жениха. А при должной толике смекалки и везении, без него-то в брачных делах и вовсе нечего искать, и вовсе обзавестись заветным колечком.

Колечек дарить князю не хотелось.

И ничего не хотелось, кроме как выбраться из зарослей, чем он, собственно говоря, и занялся, дав себе зарок более с девицами в беседы не вступать. И вовсе сообщить о своем отбытии, а самому личиной обзавестись… или нет, личина не пойдет. Девицы-то одаренные, а матушки их с нянюшками вкупе и вовсе опытны, мигом почуют неладное.

А вот если по стариночке? Усы приклеить. Паричок. Одежку победнее.

Князь мигом набросал портрет будущего себя: обыкновенного чиновника низшего класса. В меру подобострастного, слегка туповатого и, что куда хуже для чиновничьей карьеры, лишенного покровителя…

Такой точно интересен не будет.

Правда, додумать он не успел, ибо кусты вдруг поредели, и князь увидел выездную аллею, а на ней — очередную девицу, на сей раз сидящую. Сидела она на уродливого вида чемодане, явно знававшем лучшие времена, и мечтала.

Или думала.

Нет, эту мысль князь отбросил, редкая особа слабого полу к подобному приспособлена. А вот мечтать — это иное…

И что делать? Обратно в кусты лезть?

Во-первых, сие крепко ниже княжеского достоинства. Во-вторых, шиповник менее колючим не станет, а наряд его и без того изрядный ущерб претерпел. В-третьих… в конце концов, может, ей действительно помощь нужна.

Девица почесала кончик носа и нахмурилась.

Была она не сказать чтобы совсем уж юна.

Мила, но не более того, а еще напрочь лишена того особого лоска, который возникает на девицах после тесного общения с дворцовыми мастерами красоты. Рыжая коса ее слегка растрепалась, и из-под шляпки торчали тонкие прядочки.

Одна к щеке прилипла.

Князь моргнул и покашлял, давая знать о своем присутствии. Но девица даже не шелохнулась. Ногой качнула, рученькой махнула, осу назойливую отгоняя… Вот что она тут делает? На аллее?

Конкурсантка, что ли? А почему одна? Где мамка там или еще какая престарелая родственница, приставленная следить за моральным обликом? Или хотя бы компаньонка… и вообще кто-нибудь живой?

Князь нахмурился.

Одинокая девица выглядела на редкость подозрительной. И потому, откашлявшись — в горле запершило по-настоящему, — поинтересовался:

— Что вы тут делаете?

Девица подскочила, то ли от неожиданности, то ли эту неожиданность показывая, едва при том не сверзилась с чемодана.

— Отдыхаю, — сказала она, не скрывая своего раздражения.

— Здесь? — Нет, эта аллея, следовало признать, была ни чем-то не хуже предыдущих. В меру тениста, в меру очаровательна. Цвели каштаны, гудели шмели. Камни на мостовой поблескивали, будто намасленные.

— А нельзя? — Девица сжала кулачок.

Она вглядывалась в заросли с на редкость воинственным видом.

— Отчего же, — вынужден был признать князь, выбираясь из зарослей. — Можно… Только здесь беседки имеются… в беседках отдыхать сподручней. А собственно говоря, вы кто?

— Лизавета. — Теперь девица смотрела на него хмуро, явно не слишком радуясь знакомству.

— Димитрий, — представился князь, слегка поклонившись. — Вам не стоит опасаться, я…

Не причиню вреда?

Как-то пошловато звучит. Впрочем, девица тряхнула рыжею гривой и заявила:

— Я не опасаюсь. Я просто… — Она вздохнула и указала на чемодан: — На конкурс вот… сказали быть, я явилась… а никто не встречает…

Она стукнула по чемодану пяткою, будто желая пришпорить, но тот остался недвижим.

— Позволите взглянуть на ваше приглашение?

Ситуация была по меньшей мере неоднозначной. А главное, приглашение девица протянула. Настоящее. На гербовой бумаге, сдобренное печатью и личной подписью княгини Игерьиной, которая была наилучшею рекомендацией.

— Гм, — сказал князь.

А девица вновь вздохнула и, убравши приглашение в ридикюль, произнесла этак задумчиво:

— Сдается, мне здесь не слишком рады…

Самый страшный человек в империи — а Лизавета сразу узнала князя Навойского — выглядел утомленным и несколько помятым. Оставалось лишь догадываться, что понадобилось князю в кустах — Лизавета отчаянно гнала прочь трусливую мыслишку, что он следил именно за нею, неким прехитрым способом догадавшись о ее с Соломоном Вихстаховичем планах.

Тогда ее просто не пустили бы…

И… целого князя для какой-то газетчицы… нет, это чересчур.

Но князь был.

Стоял вот, разглядывая Лизавету. И выражение лица такое непонятненькое, на нем и скука, и легкая брезгливость, и раздражение… а сам-то вовсе не так уж и грозен.

Тощеват, конечно.

Угловат.

Грубоват с лица. Оно вовсе какое-то неправильное, будто наспех сделано. Нос массивен, и переносица дважды искривлена, отчего нос глядится размазанным по лицу. Нависает он клювом над узкими губами. Щеки впалые.