Сокровище трёх атаманов - Сергей Алексеевич Чуйков

эти земли ловкий пензенский подъячий, и поселил здесь десяток мужиков, из рязанских земель беглых. Да только обустроиться мастеровитым рязанцам как следует не пришлось: раз пожгли и разорили их кубанские татары, другой раз — низовые донские казаки. Так и горевала деревушка пятью землянками, малой пашенкой «для себя» да отарой овец хозяйских, пока не замирили степь казачьи заставы и служилые люди царя Петра. При государыне Елисавете прикупил эти земли генерал, в сражениях побед не одержавший, но зато преуспевший в приобретении имений очень сильно. Как-то доехал он до новых своих владений, на коне поднялся на горку над Хопром, окинул взором просторы необъятные, да и сказал приказчикам: «Экая землица привольная, прямо душе отрада! Пригоните-ка сюда мужичков побольше, да срубите мне здесь усадебку липовую, белого тёса, на охоты сюда наезжать стану. А деревню так и назовите — Отрадная, нечего ей Подъячим хутором да Разорёнкой называться».

Ретивые управляющие господскую волю в точности исполнили: надёргали из разных генеральских имений, тамбовских и пензенских по большей части, крестьянских дворов, по одному, по два, по три, да силой согнали из родных мест в Отрадное. Горькой да тяжкой поначалу была жизнь переселенцев, без родни, на земле необжитой. Но выдюжили мужички, отстроили избы и пашню целинную подняли. А как обустроились, то и поняли, какая благодать на новой Родине: и земли чернозёмной вволю, и покосов, и пастбища, и леса, и промыслов. На каждый двор по десятку детей нарождалось, а то и поболее. Так-то к концу века восемнадцатого стало в Отрадном двести дворов. Выстроили крестьяне церковь, и стала деревенька бывшая селом именоваться. Барин, однако, в имение своё больше не приехал, а в скором времени отдал Отрадное в приданное за дочерью.

Так и менялись полвека господа, коих крестьяне и не видели, покуда не поселилась в селе новая госпожа — уж всем барыням барыня! Носила по мужу она фамилию, достославную в России, и сама была кровей самых что ни на есть знатных: умна, спесива, строга, величава, красива — всем взяла. Отстроила новую большую усадьбу, мужиков терпеть не могла и почти всех по степным выселкам расселила. Притом отрадненские, хоть барыню свою и не любили за высокомерие, во всей округе самыми богатыми и оборотистыми были, знать, строгость и ум господский не во вред пришлись. После отмены крепостного права госпожа с крестьянами своими размежевалась, отдав им все степные земли, а себе оставив те, что вдоль Хопра, у Отрадного. Так, тихо и мирно, закончился в той сторонке благословенный для России девятнадцатый век, и начался горький двадцатый.

Перед самым его началом поселился на некоторое время в усадьбе модный столичный художник, друг и обожатель дочки отрадненской барыни. Рисовал луговые мальвы, сельские домики, старую госпожу на крыльце своей усадьбы. Да много чего рисовал, говорил, что вдохновение его здесь посещает. На заре, по зябкому утреннему речному туману, любил он со всего духу проскакать на коне полями к Хопру и окунуться в чистейшую студёную воду. Уже после революции, тоскуя в Париже и в Ницце, вспоминал он как самое большое счастье бытность свою в Отрадном. В восемнадцатом году, не дожидаясь расправы от новой власти, барыня с дочкой покинули навеки родные места, чтобы в нищете и безвестности упокоиться на парижской окраине. А с крестьянами отрадненскими обошлось лихое время ещё суровее: после двух голодовок осталось в селе народу меньше половины. Не дай господь на земле никому того, что пережили наши люди в первой половине двадцатого века! Война ещё сократила народ на четверть: лучших, молодых и полных сил людей забрала смерть за право жить на этой земле оставшимся…

В первый после войны год прислали в отрадненский колхоз агрономом отца той самой женщины, что осталась последней на этой земле. Баба Нюра, так её зовут, родилась уже здесь. Отец был родом хоперский казак, со станицы Кислянской, что на триста вёрст южнее Отрадного. После фронта, весь израненный, не жалел отец сил, чтобы поднять колхоз. Через двадцать лет так и умер, на работе. А Нюрка, тогда молодая, смышлёная и красивая девушка, поехала в область, учиться на зоотехника. Там замуж вышла, и, отучившись, вернулась в родной колхоз. Родился у них с мужем сынок, назвали Василием, да только недолгим счастье у Нюры было: при строительстве плотины мужа её землёй присыпало, обвалился утёс, а когда откопали мужики, было уже поздно. Так и говорили: горой задавило… Осталась Нюра одна с ребёнком. Так и жила. Люди из села разъезжались, колхоз развалился, сынок вырос, в город уехал, новый век наступил, и фермы, и поля колхозные быльём заросли, и остался от Отрадного один бревенчатый домик, а в нём старая баба Нюра. Иссяк живой родник, догорела Богу свечка.

Взрослый сын бабы Нюры в городе женился, родился внук. Только с женою сын жить не стал, развёлся и вскоре после этого безвестно пропал. Никто его семь лет уже не видел. Совсем придавило горе бабу Нюру, старухой сделало, да не сломало. Невестка вскорости вновь замуж вышла, ещё дочку родила да так решила, что нечего старое нести, одна семья и светлое новое у неё будет. И не видела баба Нюра внука с четырёх лет… А всё ж не судьба была ей одной в старости остаться, явил Господь чудо, да не одно!

Довела наших друзей птичка до места над Хопром высокого, откуда Отрадное и вся округа как на ладони, да и улетела. Смотрел Тобик вдаль, смотрел, да вдруг понял, что места эти с раннего детства ему знакомые, и избушка под горой, и речка, и лес вдали — всё это видел он не раз, всё это ему родное. И живёт здесь по отцу родная его бабушка Нюра.

Боцман, уткнувшись в забор, остался ждать на улице. Тобик вылез из тележки и медленно, неуверенно пошёл к дому. Воспоминания раннего детства, бабушки, отца и матери вместе, этого домика и всего вокруг разом хлынули в детскую душу, бередили, хоть и были смутными… Рыжик догнал и бесцеремонно устроился на плече. Всю дорогу только жизнерадостная уверенность бельчонка помогала Тобику держаться и не падать духом. Он никогда не мечтал и не планировал убегать из дому, и вообще, больше всего на свете боялся огорчить маму. А тут всё случилось так, как будто накрыла его лавина странных событий, и несла мальчишку помимо его воли, и прибила вот к этому берегу. Отключенный телефон просто жёг ему сердце.

С такими чувствами подходил Тобик к старенькому бревенчатому дому, где