Убийство за кулисами - Фридрих Незнанский

— Прощу прощения, товарищ следователь, я в котах не разбираюсь, я собак больше люблю… А тот следователь, что, приезжая на вызов, сказал, что это перс…

— Ага! — ядовито заметил Померанцев. — Перс, но только гладкошерстный и с башкой размером со средней величины дыни сорта «колхозница»! Теперь ясно, почему никто не решился к этой зверюге сунуться…

Участковый снова пожал плечами и хмуро отвернулся: было ясно, что слова следователя он воспринимает как пустые придирки, и вообще при чем тут кошачья порода? Убили-то не кота, а его хозяйку!..

Что касается самого Пуфа, он, словно подтверждая мнение Валерия, издал глухое рычание из угла кухни, в который забился, едва люди переступили порог квартиры, после чего злобно фыркнул. Кухня в этом доме старой застройки, расположенном рядом с метро «Университет», была просторная и выполняла одновременно роль столовой. Но несмотря на завидную кубатуру и распахнутую форточку, густой кошачий дух успел заполонить не только ее, но и всю квартиру, ударяя в нос прямо в прихожей.

— Как же вы его кормите? — сочувственно поинтересовался Валерий у скромно молчавшей все это время соседки, вошедшей сюда вместе с ними.

— Пуфик меня знает, — слабо улыбнулась Алевтина Борисовна. — Раньше даже о ноги терся, ласкался… Но с того момента, как… В общем, с тех пор он и на меня шипит и близко к себе не подпускает, спасибо, что не кидается… Знаете, он однажды чуть собаку — пуделя — не загрыз… Правда-правда! Тот во время прогулки облаял Машу, а Пуф на него как кинется! Маша еле его за поводок оттащила…

— Кота? За поводок?

— Ну да… Маша его всегда на поводке выгуливала… то есть на прогулки водила: боялась, что убежит, хоть и кастрированный… Вы же видите, он в ошейнике…

Кот и впрямь был в ошейнике, словно собака, правда, под самой мордой на ошейнике болтался кокетливый голубой бант, еще недавно пышный, а в данный момент замызганный и уныло обвисший… Ну и причуды у этих художественных личностей! Прицепить на шею таково злющего зверя дамский бантик!..

— Говорите, раньше он к вам ласкался? — поинтересовалась Галочка у Гудковой.

— Да, до этого кошмара он вел себя несколько иначе, — вздохнула та.

— Ничего удивительного, — покачал головой Валерий, — бедолага оказался свидетелем убийства, не поручусь, что ему тоже не досталось от убийцы, потому и озлобился окончательно… Жаль, что коты не умеют говорить!.. Ну ладно, давайте перейдем к делу… Галя, закрой кухню, чтобы зверь, не ровен час, не вырвался…

— Значит, вы уверены, что ничего из квартиры действительно не пропало? — Валерий внимательно посмотрел на Гудкову, присевшую рядом с ним на изящную полукруглую кушетку, обтянутую бежевым атласом и красовавшуюся посреди гостиной покойной оперной дивы. Вообще, судя по обстановке квартиры, певица тяготела к давно канувшему в Лету стилю рококо… Что ж, искусство, которому Краева себя посвятила, тоже было, с точки зрения Валерия, почти отжившим: любителей оперы в наше время с каждым днем становится все меньше. В основном это люди старшего поколения. Возможно, это его личное заблуждение.

Гудкова между тем, откинув со лба одну из многочисленных русых прядей, торчавших у нее на голове в художественном беспорядке, покачала головой:

— Во всяком случае, ничего из того, что на виду. Относительно драгоценностей я в курсе лишь частично, знаю те Машины украшения, которые она носила при мне… Они все целы.

— Вы часто общались?

— Довольно часто. Кроме того, когда Маша уезжала на гастроли или на отдых, я, если, конечно, сама находилась в городе, присматривала за квартирой и кормила Пуфа…

— Разве не проще было забирать животину к себе?

— К сожалению, у моей мамы аллергия на шерсть, — пояснила Алевтина Борисовна.

— Какой, по вашему мнению, была Краева? Я имею в виду — каким она была человеком? — поинтересовалась Романова.

— Видите ли… — Гудкова на минуту задумалась, прежде чем начать говорить, взгляд ее теплых карих глаз, устремленных прямо перед собой, сделался отсутствующим. Эта довольно крупная, не отличающаяся красотой женщина, несмотря на «художественный беспорядок» на голове, произвела и на Галю, и на Померанцева хорошее впечатление: от женщины так и веяло уравновешенностью и каким-то особым, домашним уютом.

«Ни за что бы не сказал, — подумал Померанцев, — что она живописец…» По его мнению, все художники должны были быть, во-первых, мужчинами, во-вторых, мужчинами в той или иной степени истеричными и имеющими склонность наряжаться, словно дамочки, в бархатные балахоны и прочие экзотические одежды… На Гудковой был самый обычный халат из мягкой ткани в симпатичный мелкий цветочек.

— Видите ли, — повторила она, — вопрос вы задали довольно сложный, на него за минуту не ответишь.

— Если у вас есть время. У нас его достаточно, — сказал Валерий.

— Куда мне спешить? — Художница вздохнула. — Мама спит, я ей только что укол сделала… В общем, Маша была очень неоднозначным человеком. Мы с ней обе родились и выросли в этом доме, почти ровесницы… Но если меня проблема писательских детей миновала, то о ней этого сказать никак нельзя…

— Что вы имеете в виду? — удивилась Галя.

— А-а-а… Ну да, вы этого не знаете по молодости. — Алевтина Борисовна улыбнулась Романовой доброй, совсем не обидной улыбкой. — Наш дом когда-то, в незапамятные времена, построен Союзом писателей СССР для его же членов. Машин отец, Олег Краев, был в те годы довольно известным драматургом… Во всяком случае, публикуемым, и ставили его часто. Это означало, что материально они жили лучше многих: драматурги среди писателей — самые богатые люди… Во всяком случае, были. Им с каждого спектакля шли авторские…

— А вы тоже дочь писателя? — полюбопытствовала Романова.

— Нет, я — внучка. К тому же дед — он когда-то писал прозу, в основном рассказы и небольшие повести — был из репрессированных, затем реабилитированных, квартиру здесь дали именно ему — в качестве компенсации за лагеря… Я его помню плохо, он умер — я еще маленькая была. Ну а папа с мамой у меня самые обычные люди: отец — инженер-строитель, мама всю жизнь прожила в домохозяйках. Папа умер четыре года назад…

— Вы упомянули проблему писательских детей, — возвратил разговор в нужное ему русло Померанцев. — Лично я не слышал даже, что она вообще существует… Что-то вроде проблемы «золотой молодежи»?

— Не совсем, — покачала головой Алевтина Борисовна. — Дело не в богатстве родителей, хотя и это, конечно, имеет значение… имело… А в их известности. Дети в таких писательских семьях с пеленок чувствуют, что к ним предъявляются завышенные требования, которые им зачастую не по силам… Они редко дружат со своими родителями и очень часто воспринимают их как соперников — особенно мальчики, если знаменитость — отец… А у Маши в характере с детства были мужские черты… Она своего отца терпеть не могла!

— Удивительно… — пробормотала Галя.

— Ничего удивительного, — не согласилась с ней Гудкова. — Вы только представьте ребенка, который растет в доме, где постоянно происходят какие-то, как теперь выражаются, «тусовки». Застолья со славословиями в адрес отца, переходящие в откровенную лесть… Дети любую фальшь чувствуют и принимают в штыки… А отец при этом млеет от удовольствия, от сознания своей власти над подлизами, и ребенку за него становится стыдно… Про него постоянно забывают, не кормят вовремя, вовремя не укладывают спать, он крутится среди взрослых в самое неподходящее время и все это видит… И постепенно начинает считать своих родителей идиотами, теряет к ним уважение.