Умереть на сцене - Ирина Комарова

— Ты о чем говоришь, как у тебя язык повернулся? Галя еще не остыла, а ты такие гадости… Люди добрые, — женщина всплеснула руками и огляделась по сторонам, словно призывая свидетелей, — вы слышали?

Увы, из свидетелей рядом оказалась только я, и ни моя личность, ни блокнот в моей руке ей явно не понравились.

— А вы кто такая? — грубо спросила она, мгновенно растеряв всю свою ванильность.

Хм. Действительно, кто я тут сейчас? Конечно, перед репетицией Рестаев представил меня как журналистку, но имеет ли смысл поддерживать эту легенду и дальше? С другой стороны, представляться частным детективом тоже смысла нет. Я неопределенно развела руками:

— Я тут просто… мимо проходила.

— Вот и проходите… мимо! — словно выплюнула она.

Я вежливо кивнула и поспешила отойти. Собственно, подслушивать этих дамочек дальше и смысла особого не имело — ничего интересного, обычные бабские дрязги. Но и перейти к какой-нибудь другой группе я не могла, «прелестная пятерка» дружно сверлила меня неприязненными взглядами. Поэтому я, небрежно оглядевшись, просто отошла в сторону и присела в крайнее на втором ряду кресло.

М-да, ситуация… приехала, называется, камеру поставить. А вдруг есть тут какая-то связь? Вдруг это один и тот же человек? Сначала по телефону звонил, а потом и убил? Хотя вряд ли. Несопоставимые вещи — мелкое телефонное пакостничество и реальное преступление. Убийство. А если Кострова узнала, кто звонил ее мужу и пригрозила… а чем она, собственно, могла пригрозить? Ладно, пока не важно, допустим, нашла чем и пригрозила. А ее за это убили… нет, какая-то нелепость получается.

— Риточка, не смотрите так, а то мне страшно, — нервно попросил Феликс Семенович.

— А? — Я моргнула. Когда он успел подойти?

— У вас такой взгляд был… — Он поежился. — Словно вы меня насквозь видите. И то, что вы видите, вам очень не нравится.

— Извините, я просто задумалась. А как у вас?

— Все сделал, как вы сказали. Вахту предупредил, никто из театра не выйдет. Списки всех присутствующих готовы и даже с пометками, кто где был. — Он помахал стопкой листков, исписанных крупным округлым почерком. — Я тут еще от себя добавил для полиции, с кем желательно поговорить в первую очередь, чтобы отпустить людей пораньше. Разные обстоятельства, понимаете? Лютикова к врачу записана на три тридцать, а Семенову тещу встречать — к пяти часам в аэропорт надо успеть… Никогда бы в жизни не подумал, что у нас в театре может такое случиться. Ужас какой-то. И я теперь за Андрея Борисовича боюсь. Он и так человек нездоровый, а когда у тебя на глазах жена умирает…

— Как бы у него приступа сердечного не было, — оглянулась я на Рестаева и увидела, что Марина уступила свое место врачу скорой. Это хорошо, это правильно. Сделает ему сейчас укольчик какой-нибудь, укрепляюще поддерживающий. — Ему еще с полицией общаться, а для этого силы нужны.

— Да уж. — Феликс Семенович нервно поежился. — Поверите ли, Рита, никогда с полицией дела не имел. Вот то есть совсем! Я просто не знаю, как с ними разговаривать!

— Так же, как и со мной. — Я пожала плечами и улыбнулась. — Поверите ли, Феликс Семенович, полицейские — обыкновенные люди.

— Сравнили! С вами мы… я не знаю… общаемся, беседуем, обмениваемся мнениями! А полиция — они же допрашивать будут. Риточка, я понимаю, что веду себя как страус — пытаюсь спрятать голову в песок, но мне, честное слово, очень не по себе.

— И совершенно напрасно. Вас будут не допрашивать, а задавать вопросы. Вы же понимаете: для того чтобы найти убийцу, им нужно выяснить все обстоятельства дела. А значит, задать очень много вопросов.

— Как вы это легко говорите — убийца. — Он с упреком посмотрел на меня. — Это же театр! Здесь все свои! И что теперь, получается, один из этих людей, один из тех, с кем я каждый день за руку здороваюсь, преступник?

— Не просто преступник, — уточнила я, — а именно убийца. Жестокий и наглый. Феликс Семенович, даже если вы не просто спрячете голову в песок, а целиком в него зароетесь, это ничего не изменит. Галина Кострова умерла, и это не было самоубийством, самоубийство так не обставляют. Ее отравили. Или у нее раньше были проблемы с сердцем?

— Что вы! Галочка очень за собой следила, проверялась регулярно, питание правильное, фитнес и все такое… никаких проблем со здоровьем!

— Ну вот, вы сами и ответили.

— А может, несчастный случай? — жалким голосом спросил он.

— Очень маловероятно. Разумеется, этот вариант тоже будет рассмотрен, но… сами-то вы в это верите?

Он только головой покачал. Выглядел директор настолько растерянным и несчастным, что мне стало его жаль.

— Не надо так нервничать, Феликс Семенович. Лучше сосредоточьтесь и подумайте, что вы будете рассказывать полицейским.

— Да что я могу рассказать? Меня даже в зале не было, я и не видел ничего.

— Тем не менее. Вот, например, скажите, бутылочка, из которой Кострова пила, — это ее персональная или у вас какие-то общие запасы?

— Общие, — немного заторможенно кивнул он. — В смысле ее. То есть у нас кулер есть, все оттуда воду наливают. Но Галочка к нему даже близко не подходит, она всегда пьет только «Перье», для нее специально заказывают.

— Вот, уже интересно, — подбодрила я. — А кто эту воду привозит в театр, где она хранится, у кого есть доступ? Вспоминайте все, что знаете.

Феликс Семенович потер лоб.

— Все о воде? Хм, а полиция тоже, наверное, будет спрашивать… а что, давайте порепетируем. Значит, так…

* * *

Я успела очень полезно поговорить с Феликсом Семеновичем. Сосредоточившись на том, чтобы ответить на мои вопросы наиболее четко и полно, он перестал нервничать и снова превратился в аккуратного делового директора театра. Минут через сорок в зал вошли полицейские: Евгений Васильевич Сухарев и двое ребят из его группы, Паша и Костя. Да-а, лучше бы прислали незнакомых.

Нет, лично я с Евгением Васильевичем общаюсь без особых проблем. Он, конечно, человек не самый приятный, но приходилось нам вместе работать — и ничего, ладили. А вот Гошка… Не знаю, что произошло в те далекие времена, когда мой напарник вместе с Бариновым и Ниночкой еще были штатными сотрудниками правоохранительных органов, но с тех пор Гошка и Сухарев не только не разговаривают, но даже не смотрят в сторону друг друга. Я пыталась выяснить, в чем там было дело, но Сан Сергеич обсуждать эту тему отказался, а Гошка только надулся и заявил, что у них с Сухаревым нормальные рабочие отношения и говорить тут не о чем.

Впрочем, что я на пустом месте переживать начала? Гошки здесь нет, да и я лицо незаинтересованное, случайный свидетель. Доложу все, что видела и слышала, передам подозрительную бутылочку, и все, могу быть свободна!

Я встала с кресла и помахала рукой, привлекая внимание. Полицейские тут же направились к нам.