Авиатор: назад в СССР 8 - Михаил Дорин

продолжали бить по Шаршари. Ребята из дивизии Громова и прибывшие им на подмогу десантники из двух полков уже полностью блокировали духов в горах. Иран полностью перестал поддерживать душманов.

Сбитый мной экипаж Джалила Зандий был отправлен в Иран. А в ответ Исламская республика выдала двух полевых командиров, которые прятались на их территории.

Согласен, что обмен весьма странный. Как на одних весах можно уместить двух лётчиков, которых на Родине встретили с почестями, и двух оппозиционеров, которым грозит смертная казнь?

Как раз сегодня, в первый день ноября мы и узнали эту новость. Вечером в нашей комнате Гусько высказался по поводу итогов обмена.

— Это Восток, мои дорогие. Без ста грамм… — сказал он и опрокинул внутрь стопку самогона. — Без ста грамм не разберёшься.

Странный вывод от нашего замполита, но он всегда имел на всё свою теорию.

— Савелич, а ты чего там строчишь? — спросил Гаврюк, заметив, что Гусько продолжил писать.

— Помогаю командиру подвиги ваши сочинять. Член Военного Совета прислал телеграмму, чтобы списки на поощрения готовили. Командир хочет всех наградить. А, самым лучшим образом знаете кого? — улыбнулся Гусько.

Первая мысль у меня была про Марика. С таким выражением лица Евгений Савельевич только о нём мог говорить.

— Барсова, что ли? — усмехнулся Валера.

— Очень смешно, — скривил лицо Марик, начищая свои ботинки.

— Ну, его тоже. А вообще, у нас есть кое-кто с представлением на Героя Советского Союза! — поднял большой палец вверх Евгений Савельевич.

Кого именно подают на столь высокую награду, мы узнали только на вечерних посиделках в курилке. Наш комэска Буянов по всем параметрам был одобрен вышестоящим начальством.

В представлении указали и его катапультирование, и бой с духами, и больше 400 вылетов. Когда он успел столько налетать, я так и не понял. Иван Гаврилович и сам был в шоке, когда ему назвали такую цифру.

— Я после 250ти перестал полёты на сопровождение записывать. Только на удары по наземным целям, — сказал он, попивая горячий чай в беседке.

— Гаврилыч, не скромничай. Пока ты Героя не получишь, никто у тебя в эскадрилье дальше ордена «Красного Знамени» не продвинется, — улыбнулся Томин.

— Так, командир, может тогда вам пора Героя получать? — улыбнулся Бажанян. — Я мамой клянусь, готов голосовать.

— Мне главное, чтоб все домой вернулись. Это лучше награды, — сказал командир. — Я спать, а вы не задерживайтесь. Завтра ещё работать.

Пожелав всем доброй ночи, Валерий Алексеевич пошёл в свой отдельный вагончик.

— Устал, Алексеевич. Отдохнуть ему надо, — заметил Гусько.

Вот тут с замполитом невозможно не согласиться. Все устали и хотят домой.

Следующий день оказался солнечный, как никогда. Утром на постановке командир предупредил, чтобы никто из нас не рисковал при ударах по наземным объектам. Штурмовики и вертолётчики вышли на перекур, а Валерий Алексеевич решил ещё сказать нам пару слов.

— Ребя, я предупреждаю. Достаточно на наш полк пришлось тяжёлых задач за эту войну, — с серьёзным видом сказал Томин. — Никаких сверхкрутых манёвров! Родин и Гаврюк, вас это в первую очередь касается!

— Товарищ командир, так мы… — попробовал объясниться Гаврюк, но Томин не дал ему договорить.

— Вот я тебя и Родина знаю! Постоянно рядом с вашими задницами приключения вертятся!

— А я всегда знал, что эти двое магнит геморроев, — вставил свою умную фразочку Гнётов.

— Григорий Максимович, ну вы слишком категорично отзываетесь о своих товарищах. Хорошие они ребята, зато у нас с вами нет таких болезней в пятых точках, — улыбнулся Гусько.

— За всех не говори, Евгений Савельевич. Мамой клянусь, в санаторий поеду в отпуске к себе в Ереван, — заявил Бажанян, посматривая в окно.

— Ладно, я про подвиги предупредил. Чтобы были сосредоточенными и внимательными. Кто летит на прикрытие, иранцев не трогать. Не геройствовать! — постучал по столу Томин.

— Товарищ командир, у нас пока только один претендент на звёздочку, — заметил Гусько, кивнув в сторону Буянова.

— Савельевич, не завидуй. Мне теперь до конца жизни на митинги, уроки мужества и остальные мероприятия по твоей партийно-воспитательной линии ходить, — недовольно сказал Иван Гаврилович.

— А ничего в этом плохого нет! Детей полюбишь… ой, вслух сказал! — приложил руку ко рту Томин.

По классу пробежали мелкие смешки, но Буянов грозно на всех глянул. Конечно, подкол со стороны командира мог бы оказаться чересчур грубым. При первом взгляде на Гавриловича я подумал, что он сейчас со всеми потрохами съест Менделя — зятька. Посидел секунду комэска, подумал и начал улыбаться.

— Это вы все моей пенсии завидуете. Вам ещё всем служить и служить, а я на даче буду розы выращивать, — мечтательно заявил Буянов. — Зятёк, помогать будешь! — громко сказал комэска Менделю, который всеми силами пытался не попасться на глаза Буянову.

Хорошо, что Гаврилович спокойно иронизирует на тему подобной ситуации. Для советского общества ситуация с отношениями Алёны и Паши выглядит вульгарной и неприемлемой. А там как уж две женщины поделят этого красавца Менделя неизвестно.

Я шёл по коридору на улицу, чтобы посидеть на свежем воздухе, как со спины меня позвал Гнётов.

— Да, Максимович, — подошёл я к нему и был встречен в штыки.

— Сильно сокращаешь между нами дистанцию. Так будешь со своим командиром звена общаться, — надменно произнёс заместитель командира эскадрильи.

Ну, началось! Чего он так распетушился? Негодует, что представления на него и меня на одинаковые награды отправили?

— Так точно, товарищ майор! — громко произнёс я, и Гнётов скривился.

Понимаю что все уже устали от этой длительной командировки. Отвечать я ему не стал, чтобы не раздуть конфликт. Тем более перед его вылетом.

— Паясничай, пока есть возможность. К командиру в кабинет. Зовёт он тебя, — сказал Григорий Максимович, надев подшлемник, пошёл на выход из штаба.

Дверь кабинета была открыта. Томин давал какие-то указания кадровику, шурша бумагами.

— Илюша, я тебе сказал, что вот такие награды. Какие у тебя проблемы? — поинтересовался командир.

— Валерий Алексеевич, ну у нас столько подвигов нет, чтобы представления писать. У меня голова уже не варит, — жаловался капитан.

— Думай. Техсостав — минимум медаль «За Боевые заслуги», — сказал командир.

Я показался в дверном проёме и Томин тут же обратил на меня внимание.

— Родин заходит. Илья выходит, — указал на дверь кадровику Томин.

— Товарищ командир, может, про другие награды подумаем? Наверху могут не подписать, — предложил капитан.

— Только никаких благодарностей! Медали и ордена! Надо, поеду сам к Ахромееву за резолюцией, — похлопал Томин его по плечу и кадровик вышел из кабинета, захлопнув дверь. — Ты не садись. Быстро поговорим, а то мне на самолёт уже идти надо.

Валерий Алексеевич взял с сейфа свой шлем и стал доставать из него нужные для экипировки вещи.

— Спрошу тебя ещё раз — ты точно хочешь в испытатели? — с неким наездом спросил командир.

— Товарищ полковник, меня не надо в этом вопросе заставлять.

— Значит, желание не пропало. Тогда второй вопрос, готов ли ты к