Авиатор: назад в СССР 8 - Михаил Дорин

рассмотреть бортовой номер истребителя. Когда столкновение уже было неизбежным, произошло то самое чудо.

МиГ задрал нос. Начал крутить полубочку и уходить влево к полосе. Ещё мгновение, и самолёт перевернулся кабиной вниз. Он был у самой бетонки. Томину осталось докрутить бочку и коснуться полосы.

А там попробовать удержать его на прямой. Полосы для пробега может не хватить, но есть ещё концевой участок на грунте. Остановится там. Или катапультируется. Но это всё красиво в теории звучит.

Вращение продолжалось. Консоль крыла прошла в считанных метрах от полосы.

— Направление! Направление! — выкрикнул я совершенно ненужную уже подсказку.

Ещё доли секунды, и командир справится! Сядет на полосу, и мы будем также вспоминать этот случай в курилке, как вспоминали его катапультирование.

Самолёт накренился, и закончил свой полёт. Яркая вспышка, грохот и столб огня взмыл вверх.

— Парашют? Кто видел парашют? — громко завопил кто-то на стоянке, но в ответ тишина.

Сейчас я первый, кто готов поверить в очередное чудо. Вот сейчас внезапно за моей спиной на стоянку рухнет Томин, спустившись на парашюте. Будет ругаться и через раз называть всех «ребя». Но нет…

Пока я бежал к месту крушения, надежда испарилась, как вода на Шиндандском бетоне. Быстро и бесследно. Самолёт командира горел, вспыхивали остатки керосина. И запах… запах смерти.

Я не мог сойти с места, пока пожарные не потушили огонь до конца. И таким замороженным был не я один. Кто-то не мог сдержать эмоций и рвал на себе плотный комбинезон. А кому-то тяжело было вытерпеть это и не заплакать.

В нескольких шагах от себя я увидел Валеру, который держался за свои волосы, пытаясь оторвать хоть небольшой кусок.

— Валера, ты как? — подошёл я к нему.

Сразу обратил внимание, что он моментально обзавёлся малой сединой на своих усах.

— Ты понимаешь, что командир погиб? — спросил он, не сводя глаз с обломков самолёта.

— Мне тоже тяжело. Понимаю.

— Хм… неа, — сказал Гаврюк, убирая трясущиеся руки от головы. — Ты понимаешь, что он спас всех на стоянке?

— Валера, у тебя шок, — ответил я, но мой командир звена резко повернулся ко мне.

Его трясло. Нижняя губа вибрировала, а глаза налились красным цветом.

— Ни черта ты не понял, Серёжа. Он тебя спас, меня, каждого в этой толпе. И я не могу этого принять, — сказал Валера и повернулся в сторону самолётов на стоянке.

— Если хочешь знать, на месте командира, я поступил бы точно также.

— А знаешь, Серый, чтобы сделал я? — громко сказал Валера, пройдя несколько метров и повернувшись ко мне. — Прыгнул и дал бы всем умереть.

Кажется, Валере нужно перезагрузиться. Слишком сильно на него повлияла трагедия. После такого нужен однозначно отдых.

Командир так и остался в кабине, не успев катапультироваться. Как только его увезли, я смог пересилить себя и пойти обратно.

Полёты в этот день в Шинданде были прекращены. И не потому, что утрата Томина имела моральное воздействие. Крушение немного повредило покрытие полосы, а обломки были разбросаны по всей её длине.

В самом штабе никто не покинул своих кабинетов. Сидя в классе постановки задач, я слышал, как за стенкой тихо всхлипывала девушка из строевого отдела. Несколько раз к нам заглядывал и кадровик Илья. Будто в надежде, что встретит здесь командира, он делал это несколько раз.

Атмосфера уныния, траура и растерянности в глазах многих лётчиков была видна очень хорошо. Особенно сильно были шокированы те, кто видел момент крушения. И вся эта тишина давила на мозг.

— Разрешите, — осмелился нарушить эту тишину кадровик, войдя в класс.

— Да, Илья, — ответил ему Бажанян, который стоял спиной к нам и смотрел на карту Афганистана.

— Тут… в общем… — пытался найти какие-то слова капитан, но лишь смотрел на свою красную папку с документами. Она тряслась, словно доска на трамплине.

Не выдержав таких колебаний, он выронил её из рук. Множество бумаг разлетелось по полу. Илья посмотрел на разлетевшиеся жёлтые листья и медленно нагнулся, чтобы их поднять.

— Сейчас помогу, — сказал я, встал со своего места и подошёл к капитану.

Моему примеру последовали Гусько, Барсов и ещё несколько человек. Могли бы и все встать, но не уместятся все на небольшом пространстве перед центральным столом.

— Держи, — протянул я ему пару листов.

— Спасибо. Я потом зайду. Не время сейчас подписывать документы, — сказал Илья и направился к двери.

— Стой! — громко сказал Бажанян. — Если положено подписать, значит подпишем. Оставляй.

— Здесь фамилия… фамилия командира, — заметил Илья. — Но дата не стоит.

— Давай сюда. С датой разберёшься сам, — сказал Араратович, выхватил красную папку и принялся подписывать документы за Томина.

— Не знаю, как бы к этому отнёсся Валерий Алексеевич, — сказал Гусько, покачав головой.

— Он бы сказал, что командир всегда на месте. Может не быть Томина, Бажаняна или ещё кого-то. Но командир всегда на месте, — сказал Араратович и стукнул кулаком по столу в подтверждение своих слов, как когда-то делал Валерий Алексеевич.

К вечеру прилетел заместитель главкома Пасечник. Осмотрел место крушения, стоянку, пообщался с прибывшими из Кабула специалистами из комиссии. Разбирать тут что-то было лишним, но соблюсти формальности необходимо.

Сказал он и нам пару слов, придя на постановку задач, на завтрашний день.

— Говорить тут что-то, думаю, не стоит. Это война, и она без потерь не бывает, — сказал генерал-полковник, осмотрев нас всех суровым взглядом. — Подполковник Бажанян исполняет обязанности до решения кадрового вопроса с командиром этого полка. И… недолго сегодня засиживайтесь. Всё понимаю, но у нас ещё много работы, — намекнул Пасечник на планируемые поминки по командиру.

— Товарищ генерал, — обратился к нему Бажанян. — Операция ещё продолжается, но традиции никто не отменял. С вашего позволения, мы хотели бы провести прощание с командиром.

— Я ведь уже сказал, что не возражаю против поминок. Только не надо превращать их в посиделки, — ответил генерал.

— Я сейчас говорю об официальном прощании перед отправкой останков полковника Томина в Союз, — сказал Бажанян.

Генерал задумался. Он понимал, что возможны некоторые проблемы с официальной церемонией. Пока ещё погибших в Афганистане было принято скрывать.

— В политотдел армии ещё не сообщали о вашем желании? — спросил он.

— Никак нет.

— Я тебя услышал, подполковник. Будет прощание. Хватит уже прятать погибших товарищей, — кивнул генерал и пожал Бажаняну руку. — Не вставать, команды не подавать, — сказал Пасечник и вышел из кабинета.

Наступил следующий день. Проходила рутинная работа по плану операции. Аэродром работал штатно. Даже на стоянке можно было услышать весёлые разговоры и смешки. Жизнь продолжалась. О вчерашней катастрофе напоминала только воронка в нескольких десятках метров от полосы.

В середине дня Бажанян объявил, что послезавтра состоится прощание. Будет присутствовать большое начальство. Гробы с останками командира и ещё нескольких погибших за время операции отправят на Родину.

— Нам