Непристойный негатив - Картер Браун

Я тем временем закончил одеваться и снова взглянул на нее. Паула томно возлежала на постели, широко раскинув ноги, и я уже в который раз пожалел о том, что человеческие возможности небезграничны.

— Я знаю! — усмехнулась она. Тебе было хорошо со мной. Мне тоже было хорошо с тобой, Рик. В следующий раз, когда ты зайдешь к нам, я уговорю Джерри остаться в гостиной, и мы сможем заняться этим на балконе. Я могла бы перегнуться через перила. Или может быть ты боишься высоты?

Я попрощался, после чего самостоятельно прошел через весь дом и вышел в прихожую. Там меня уже дожидался Сэнфорд, и это обстоятельство показалось мне довольно странным.

— Вот, хотел просто попрощаться с вами, мистер Холман, — объявил он своим противным писклявым голосом. — А заодно и поздравить с очередным успехом. Три раза подряд — хотя, конечно, умениям Паулы тоже надо отдать должное.

— А у вас что, есть шапка-невидимка? — буркнул я в ответ, и тут меня осенило. — Неужели зеркало на стене?

— Именно. Обычное полупрозрачное зеркало, — подтвердил он и глупо ухмыльнулся. — Прямо-таки широкоформатное изображение.

— А Паула знает? — осторожно поинтересовался я.

— Конечно, — подтвердил он. — И ей нравится. Говорит, что это придает сексуальным ощущениям особую остроту.

— Ну да, и до некоторой степени позволяет как бы подглядывать за происходящим со стороны, — подсказал я. — А целых двое озабоченных под одной крышей — это уже что-то.

— Помимо всего прочего спальня ещё и прослушивается, — продолжал он. Паула знает, где стоит «жучок». Ей каким-то образом удалось зажать его, пока вы разговаривали, перед началом основного действа. Так скажите, Холман, о чем же вы говорили?

— О том, почему вы сами не занимаетесь этим делом, — не задумываясь соврал я. — У меня сложилось впечатление, что это как-то связано с величайшим любовным увлечением всей вашей жизни, с Айрис Меривейл. Скажите, Сэнфорд, вам удалось хотя бы раз трахнуть ее?

Его лицо исказила гневнаяя гримаса, а кулак правой руки оказался занесен для удара.

— Я бы не стал этого делать, — заметил я.

Он покорно опустил руку.

— Не смейте порочить имя этой поистине святой и самой прекрасной женщины на свете, — с достоинством выпалил он, действуя в лучших традициях старомодного благородства. — Я боготворил её при жизни, Холман, и свято чту её память теперь, когда её больше нет с нами.

— А как она умерла? — спросил я.

— Она не была готова противостоять тем жизненным обстоятельствам, что сложились ещё задолго до того, как я встретил её, — медленно проговорил он. — Она была слишком безвольной и не приспособленной к жизни. А потом было уже слишком поздно. Так получилось, что она утратила всякий интерес к жизни, наказывая себя таким образом за прежние ошибки. Она осознанно встала на путь самоуничтожения, обвиняя в своем грехопадении собственное тело, которому не были чужды человеческие слабости и похоть.

— Вы не ответили на мой вопрос, — отрезал я.

— Она умерла от передозировки наркотиков, — вздохнул Сэнфорд. — Я уверен, что это было подстроено специально, но в коронерском суде на такие случаи обычно смотрят сквозь пальцы. Я же скажу вам другое: те негодяи, что подтолкнули её к самоубийству, рано или поздно понесут наказание. В этом, Холман, можете не сомневаться!

— И кто же их накажет? Уж не вы ли?

— Всех их ожидает возмездие, где каждый получит по заслугам, — сказал он. — Хотя, наверное, в том, что случилось, есть отчасти и моя вина.

— Почему же?

— Потому что я совершил огромную ошибку, решив, что новый фильм поможет ей, — угрюмо проговорил он. — И как я только мог забыть, что все её проблемы возникли изначально именно из-за работы с Ферреллом? — Он сурово покачал головой. — Это псих, одержимый манией величия! Чудовище, непомерное тщеславие которого поглощает всякого, кому приходится иметь с ним дело; сначала поглощает, а потом уничтожает окончательно. Он как кукловод, считающий, что марионетки должны дрыгаться на своих веревочках, во всем повинуясь лишь его, Феррелла, воле, а он бы лишь безраздельно владел их телами и душами! Ему необходимо во всем ощущать свое превосходство над ними — и умственное, и физическое! Уж можете мне поверить, Холман. Я в жизни не встречал такого чудовища, как Феррелл.

Он часто заморгал, а потом покачал головой.

— Право же, не стоит утомлять вас своими откровениями, особенно теперь, зная, что общение с Паулой отняло у вас последние силы. — Он ухмыльнулся. — Знаете, подглядывать за другими не так уж и плохо. Когда видишь, как человек у тебя на глаза превращается в похотливого самца, то это во многом помогает понять его сущность. И мне кажется, что вас я уже знаю достаточно хорошо. Во всяком случае, достаточно, чтобы позволить себе дать вам некоторый совет.

— Не могу дождаться! — хмыкнул я.

— Тот, кто задумал прикончить Лессинджера, все равно убьет его и очень скоро, — невозмутимо объявил он. — Во всяком случае, лично я в этом не сомневаюсь. Я также уверен, что если вы все-таки попытаетесь вмешаться, то сами окажетесь в довольно опасном положении. Мне же в сложившейся ситуации бояться нечего, так как у меня на руках главный козырь. По закону мои права на этот фильм неприкосновенны и неоспоримы, и в случае моей внезапной смерти сам негатив перешел бы в разряд наследуемого имущества, что из-за бюрократической волокиты сделало бы его недосягаемым для всех на многие месяцы. Однако больше от несчастья не гарантирован никто. Они сцепились словно дикие хищники в джунглях, которые из-за падали готовы перегрызть друг другу глотки. И не скрою, что мне доставляет огромное удовольствие сидеть в сторонке, наблюдая за тем, как они разрывают друг друга в клочья. Так что вмешательство в эту драку смельчака со стороны таит в себе огромную опасность для него же самого.

Он открыл мне дверь и холодно улыбнулся.

— Честно говоря, Холман, мне самому наплевать, убьют вас или нет. Хотелось бы, конечно, чтобы вы дожили хотя бы до следующего рандеву с Паулой. Ваше поведение в постели отличается особой животной одержимостью, что, на мой взгляд, придает самому процессу большое сходство с откровенно первобытным насилием. А судя по тому, как стонала и верещала под вами Паула, полагаю, она тоже так считает. В следующий раз я буду рад предложить вам несколько вариаций на тему кожанного кнута и промасленных резиновых простыней. Не смоневаюсь, что за вашей с виду благообразной внешностью, Холман, присутствует ярко выраженный элемент садизма.

— Дать бы тебе в морду, — с сожалением проговорил я, изо всех сил стараясь заставить свой голос звучать достаточно вежливо, подобающе моей наружности. — Но только кому охота связываться с полоумным стариком, из которого уже давно сыплется песок? С немощным импотентом, который только и может, что ловить кайф, подглядывая за другими?

Одного взгляда на Феррелла было вполне достаточно, чтобы понять, что ему уже перевалило за сорок, но он, тем не менее, лезет из кожи вон, чтобы выглядеть лет так на тридцать с небольшим. Длинные, темные, неухоженные волосы; кончики ганфайтерских усов уныло опущены вниз. У него были глубоко посаженные глаза какого-то неопределенно мутного цвета, а недовольно поджатые и невероятно тонкие губы придавали его рту поразительное сходство с захлопнувшимся стальным капканом. На нем был костюм из синей ткани с отливом, в тон которому была подобрана рубашка и галстук с абстрактным набивным рисунком. Довершали картину ботинки на мощной платформе.