Сбывшееся предсказание - Колин Фолкнер

Зейн скрестил руки на груди — ладони еще мокрые от мытья посуды. Прислонился к разделочному столу и внимательно изучал ее.

— Моя бывшая невеста. В прошлом году мы собирались пожениться. Четвертого июля.[1] — Он надломленно засмеялся. — Но она уехала в Сингапур. Ей предложили там работу, она не могла отказаться.

Комок застрял у Элайз в горле. Она поняла, о чем говорила Меган. Она не того рода женщина, какую ищет Зейн. Потому что у нее высокооплачиваемая работа. Она целеустремленная женщина, которая ставит перед собой цели. И большую часть из них она уже достигла.

Затем в голове у нее зазвучал голос отца. Он всегда говорил, что можно быть зависимой только от самой себя. Никогда полностью не доверять мужчинам. Не вступать в любовные отношения на работе. Карьера — это то, что она делает для себя. Единственное, что служит только ей. Любовь не стоит того, чтобы ради нее отказываться от карьеры.

Она посмотрела на Зейна и проглотила комок.

— Тебе должно быть стыдно, — выдавила она. Обсуждать меня за моей спиной.

— Элли…

— Не называй меня Элли, — фыркнула Элайз. Меган не знает меня, чтобы судить. Она не имеет права. Я же не осуждаю тебя за то, что ты фермер, занимающийся цыплятами! — Она сделала шаг к нему. От злости у нее горели щеки. — Что же касается твоего краткого замечания в мой адрес, что я всего лишь агент по торговле недвижимостью… И ты хочешь, чтобы я выполнила для тебя определенную работу. Так вот, знай, я поняла твой намек. Ты поставил меня на место, сообщив, что никогда не интересовался мной как женщиной. Тебя занимало только то, что я могу сделать для тебя?

— Элли… — Зейн покачал головой, шагнул к ней, протянул руку.

— Спасибо за приятный день. — Элайз сбоку обошла его. — Я чудесно провела время. — Она направлялась к заднему ходу. — Можешь оставить себе эти проклятые грибы!

Когда Элайз вошла в свою квартиру, она все еще кипела. Она прошагала через холл в кабинет.

Тут ей бросился в глаза список достоинств из «Руководства». Имя Зейна написано на верху листа. Она обеими руками скомкала его, не обращая внимания на слова «доброе сердце», написанные собственной рукой.

— Я знала, что из этого ничего не получится.

Глупая затея, — бормотала Элайз, бросая бумажный шар в корзинку для мусора. Затем, как истинная Монтгомери, она села за работу. Прослушала послания звуковой почты, составила список звонков, которые предстояло сделать. Потом продумала расписание, какую недвижимость и когда будет показывать на следующей неделе.

Элайз бегала пальцами по клавиатуре. Но мысли ее были далеко. Она вспоминала вчерашнее путешествие на лодке, безмятежную прогулку. И старалась не думать о Зейне. О том, как хорошо она себя чувствовала рядом с ним. Как потрясающе он поцеловал ее. О том, что она сама во всем виновата. В «Руководстве» совершенно ясно сказано, что мужчина и женщина, получившие одинаковое домашнее воспитание и имеющие одинаковую работу, становятся лучшими партнерами. У них больше общего. Больше тем для разговора. Что она может сообщить о выращивании цыплят? Что знает Зейн о женщине, работающей в мужском мире, занятой мужским бизнесом и пытающейся продвинуться по службе? И с чего она взяла, будто уживется в большой семье Зейна?

Потом Элайз вспомнила о дедушке Китоне. О красивой земле, которую она видела с лодки. Она пообещала ему, что проверит, может ли быть эта собственность выставлена на продажу. Какая глупость. Старик или не услышал, или ни слова не понял из всего, что она говорила.

Но она обещала.

Нужно выполнить данное слово. Она сделает это для старика Китона, твердо сказала себе Элайз. Не для Зейна.

— Прости, я сегодня вечером неважный компаньон. — Зейн заталкивал грязную одежду деда в корзину для белья, стоявшую в дверях ванной.

Они находились в апартаментах старика в пансионате. — День получился не самым лучшим. — Он подошел к кровати, на которой сидел старый Китон, свесив костлявые голые ноги. Зейн начал застегивать клетчатую рубашку деда. — Разве не смешно? Утром ты просыпаешься и думаешь, что тебя ждет лучший день в жизни… — Он посмотрел в затуманенные голубые глаза, которые казались невидящими. — А получается, что это самый паршивый день.

Зейн застегнул верхнюю пуговицу и погладил мягкую ткань на худых плечах деда.

— Я пригласил к нам на обед девушку, Элли.

Она уехала очень обиженная на меня. — Зейн отвел взгляд.

— Меган и я разговаривали в кухне, а Элли все услышала. Она очень разозлилась. Ты же знаешь Меган и какой сверхзащитницей она может быть.

Меган испугалась, что у меня повторится история с Джуди. Это не правда. Элли не такая, как Джуди. — Он помолчал. — Хотя Меган права. Кажется, у Элли вся жизнь — ее работа. У нее не будет времени для меня. Глупо снова тешить себя иллюзиями.

Зейн встретился с взглядом старика. Дед смотрел на него?

— Дело в том, что она мне нравится. — Зейн не мог оторвать взгляда от затуманенных голубых глаз. — Она заставила меня чувствовать себя… не знаю, по-другому. Когда я с ней, я сам себе нравлюсь. И она очень веселая. И невероятно умная.

И при этом есть так много вещей, которых она никогда не делала. Ты можешь поверить, что она никогда не ловила раков?

— Дед? — Зейн наклонился, оперся ладонями на колени и посмотрел на старика. — Ты хочешь что-то сказать мне? — Он помолчал. Улыбнулся, когда дед ничего не ответил. Наверное, ему показалось.

— Ну, все это не имеет значения. Элли все высказала мне в лицо и ушла. Больше мы ее не увидим. И все, что ни делается, — к лучшему, так?

Дед тихо вздохнул.

— Думаешь, надо позвонить ей? — простонал Зейн. — Я могу извиниться, но что потом? Она уже решила, что я ничтожество. Придется объяснять ей, почему я боюсь целеустремленных, сильных женщин. Моя мать бросила нас ради карьеры. И моя невеста бросила меня ради продвижения по службе.

Зейн сел на край кровати рядом с дедом.

— Нет, все к лучшему. Я знаю, дед, она тебе понравилась. Но Элли и я? У нас ничего не получится. Поэтому не хочу ничего слышать о ней.

Договорились?

Зейн взял руку деда Китона и пожал ее. Но старик не ответил на рукопожатие. Он только смотрел. И Зейн почувствовал себя обманщиком.

Элайз сидела за письменным столом в своем кабинете в здании «Недвижимости у моря». Перед ней в блокноте — нацарапанный номер телефона. Она безжалостно жевала конец ручки «Монблан».