Сталинградский калибр - Сергей Зверев

«Трое суток шли бои за высоту. Трое суток не отходил от пулемета боец Абдула Раджабоба. Герой отражал атаки фашистов, устилая их телами степь. Враг не унимался, подбрасывал все новые и новые силы. Для Раджабобы это была мишень. Фрицы падали, как скошенные. В схватках за высоту Раджабоба уничтожил около 200 фашистских солдат и офицеров.

А коммунист Кривелев вступил в бой с девятью немецкими танками, три подбил из своего ПТР. Остальные обратились в бегство. В этом же бою его товарищ Погребнюк, тоже коммунист, уничтожил из своей винтовки 18 немцев. Он стрелял до тех пор, пока вражеская пуля не сразила героя»[5].

– Младший лейтенант Букин принимает командование ротой. – Соколов говорил быстро и четко. Командиры взводов смотрели напряженно. Каждый чувствовал, что их командира вызывали в штаб корпуса не случайно.

– Есть принять командование, – отозвался со своего места Леня Букин.

– Второму взводу готовность к выходу в рейд три часа. Сайдаков, через час доложишь, что нужно, чего не хватает. Горючее в основные и запасные баки под завязку. Двойной комплект боеприпасов, сухой паек на пять суток. Каждому запасной чистый комплект нижнего белья и портянок. Слышал, старшина?

Подготовка закрутилась, завертелась. Без лишней суеты. Каждый знал, что делать, что проверять, что готовить. Соколов выбрал взвод Сайдакова не только потому, что Павел был самым опытным из командиров в роте. В его взводе танки были в лучшем состоянии. Да и, оставляя роту, Соколов знал, что комбат примет оборону поселка, подразделение не останется без внимания. Хотя Леня Букин и сам бы справился. Увидев пробегавшего мимо замполита, Алексей окликнул его.

– Михаил! Слушай, получен приказ. Я со вторым взводом ухожу в рейд. За себя оставляю Букина, а комбат подбросит еще сил в поселок, включая и артиллерию. Я хочу попросить тебя, собери комсомольский и партийный актив, проведи собрание.

– Боевой настрой и так на высоте! – удивился замполит. – Последний бой тому показатель. Ребята дрались как львы. Тебя что-то беспокоит, командир?

– Понимаешь, Миша, мне кажется, что нужно нашим солдатам объяснить, что немцы и фашисты – это не одно и то же. Да, враги, да, мы их должны и будем истреблять, но мне не хотелось бы, чтобы кто-то вынес из этих боев ненависть ко всему немецкому. А еще ведь есть румыны, итальянцы, которых мы громили эти дни! Они ведь фактически пригнаны сюда на убой своими правителями, они не разделяют нацистских идей. Поэтому они и бросали с такой легкостью позиции, бежали, сдавались в плен. Не хотят они воевать. Мы, Миша, с фашизмом боремся, а не с немецким, румынским и итальянским народом.

– Вот как? – хмуро посмотрел на ротного командира Краснощеков. – А я думал, ты только командовать умеешь, приказывать «вперед», стрелять. А ты вон о каких вещах задумался. Правильные слова говоришь, Алексей, нужные слова. Да, я проведу собрание, мы поговорим с ребятами о таких вещах. Каждый красноармеец обязан ненавидеть фашиста, но не немца, среди которых тоже есть обманутые, есть рабочие.

– Есть, – кивнул Соколов, вспомнив Мосток, вспомнив, как они спасали свою «семерку». Вспомнив немецких рабочих-подпольщиков, которые помогли советским военнопленным и, кажется, погибли.

Отпустив замполита, Алексей поспешил к кузнице, где готовились «волокуши». Гремело железо под кувалдами, от красноармейцев, работавших в одних телогрейках, валил пар. Здесь он столкнулся с командиром роты автоматчиков Гужовым. Старший лейтенант похлопал по плечу коренастого старшину с широко расставленными глазами, отчего у того взгляд казался каким-то удивленным.

– Вот тебе старший – командир взвода старшина Фома Заболотный, – сказал Гужов. – Парень боевой, командир знающий, опытный и хладнокровный. Второй год замкомвзвода ходит, ну а в последний месяц взводом у меня успешно командовал. Вернется, представление напишем на звание младшего лейтенанта. Бери, не пожалеешь. Воевать умеет, людей сбережет, да еще и дельным советом поможет. Из сверхсрочников, с сорокового года в армии.

Соколов пожал старшине руку и кивнул в сторону сложенных волокуш.

– Беритесь за тросы и крепите к танкам. Танкисты вам помогут. Солому настелите, накройте брезентом. Главное, уложите аккуратно НЗ, боезапас и свои вещмешки, чтобы мягче лежать было. Я вернусь через полчаса, договоримся о взаимодействии на марше и во время боя.

Метельную пелену в 15.30 разорвали залпы гаубичных батарей. Снаряды рвались на окраине разрушенного и сожженного еще осенью села. Здесь не было оборонительных укреплений, несколько рядов траншей и ходов сообщений осыпались, покосились бревенчатые накаты блиндажей. Основные силы румынской армии откатились дальше на запад, к Ростову-на-Дону. Возможно, растерявшееся командование и пыталось создать линию обороны перед наступавшими частями Красной Армии. Но построить ее в полной мере за короткий срок не удастся. Только отходить за естественные рубежи или на созданную ранее линию обороны.

Соколов сидел в люке своего командирского танка и слушал эфир. Даже в шлемофоне были слышны оглушающие залпы батарей. Но лейтенант думал сейчас о своем маршруте, который выбрал сам, опираясь на сведения авиационной разведки, и который одобрило командование. Сплошной линии обороны у румын здесь нет. Разрозненные части цепляются за населенные пункты, за старые укрепления многомесячной давности, когда тут шли бои и отступали советские войска. Но за пару дней восстановить укрепления, организовать эшелонированную оборону невозможно. Даже устроить минные поля, тем более зимой, очень сложно. Да еще с противником «на плечах».

Алексей посмотрел вниз, в люк танка. Наводчик Логунов спокойно сидел, откинувшись спиной на броню возле прицела, и пожевывал спичку. А Коля Бочкин, как обычно, немного нервничал перед боем. Опять теребит ветошь, то и дело протирает бока снарядов в укладке. Нечем парню себя занять в минуту напряженного ожидания, не умеет отвлекаться. А вот Бабенко, как всегда, думает не столько о бое и предстоящих опасностях, сколько о том, как ровно работает двигатель, смотрит на стрелку амперметра, как идет зарядка аккумуляторов, нормальное ли давление масла.

Да, спокойно на душе, когда знаешь каждого, когда прошел с ними огонь и воду. Когда экипаж понимает друг друга и своего командира почти без слов. Лейтенант не удержался от улыбки, но тут же боковым зрением увидел, как жестикулирует Сайдаков, сидя в люке своего танка. Взводный показывал рукой в сторону Барталамеевки. Так и есть, огневой вал уходил дальше на юго-запад. Батареи переносили огонь, освобождая для танковой группы коридор прорыва. Значит, вот-вот прозвучит в эфире приказ.

– Внимание, я «Семерка»! Всем приготовиться, – передал Соколов в эфир, переключившись с ТПУ на радиосвязь.

Минуты стали тянуться еще медленнее, даже метель, казалось, превратилась в белый тягучий кисель. Зимние сумерки поглощали окружающий мир, оставляя на белесом фоне только неясные очертания кустов, деревьев и застывших белых танков. Автоматчики лежали, покуривая и бросая взгляды на командира в люке танка. Не поднимет ли руку, давая знак, что приказ получен.