Сталинградский калибр - Сергей Зверев

– Аника-воин! – недовольно стал отчитывать солдата Заболотный. – А если не она, если кто из пленных подбежал бы к тебе и выбил автомат? И тогда не в них, а в вас выпустил бы весь барабан. Ты на войне или в клубе семечки лузгаешь?

– Так за ними я следил, а она же своя! – стал оправдываться автоматчик. – От нее я не ожидал.

– Своя… не ожидал, – передразнил солдата старшина. – Под трибунал захотел! Трое суток ареста! Отбудешь, когда вернемся.

– Есть трое суток, – опустил голову солдат.

– Ты не серчай на девку, командир, – снова оказался рядом прежний старик. – Беда у нее. Да такая, что не приведи господь кому еще испытать такое. Оно, конечно, по все стране такая беда, но Настюшка, она же наша, коренная, мы ее все сызмальства знали. Жалеем. Ее семью танком задавили немцы. Они по осени картошку неубранную по полю искали на коленях. Там много оставалось. Свекла еще. А немцы перли к Сталинграду. И один танк напрямик поехал. Не по дороге, а специально, стервец, в поле свернул. Как есть, и отца и мать ее гусеницами… Хоронить было страшно. Как девка пережила, не знаю. А потом эти пришли. Итальянцы, что ли, или румынцы, черт их разберет. Но не немцы. Так они Настюшку и ее сестренку малолетнюю Веруньку изнасиловали. Затащили в клуб, прямо там и насильничали всю ночь. Уж сколько их было, не знаю. Пьяные все. Настюшку седую всю под утро на снегу бабы подобрали. А Верунька не выжила. Говорят бабы, что у нее внутреннее кровотечение было. Изошла вся кровью. Как такое простить, как жить-то теперь ей. Не знаю…

Алексей смотрел на сбившихся в кучу пленных румын. Вояки. Трусливые собаки, вот вы кто. Вы смелые, когда вас много, когда перед вами гражданское беззащитное население. А когда перед вами армия, вы разбегаетесь, как куры по двору. Убийцы, насильники, грабители. Как вам простить все, что вы творили на нашей земле, с нашими людьми! Можно ли вообще это простить? Алексей вдруг отдернул руку, почувствовав, как она потянулась расстегивать кобуру пистолета на ремне.

– Вот что, отец, – чужим голосом, едва справляясь со злостью, сильно волнуясь, заговорил Соколов. – Ты тут старший в селе остался. Тебя народ слушает…

Омаев прибежал в одном комбинезоне, в сдвинутом на затылок танкистском шлеме. То и дело вытирая рукавом испачканную в смазке щеку, он торопливо заговорил со своим характерным чеченским акцентом:

– Все готово, товарищ лейтенант! Сделали. Три бронетранспортера на ходу, баки залили, по две канистры в запас бензина.

– А грузовики?

– Вообще-то исправных четыре. Нашлись две женщины, которые умеют машины водить. До войны в колхозе учились по комсомольскому набору, работали на тракторах и на «полуторках».

– Хорошо, Руслан, скажи, пусть подгоняют две машины к сельсовету, и пришли мне Заболотного. И смотри, чтобы там не пришло кому-то в голову сжечь или подорвать исправные грузовики. Фашисты, может, сюда и не придут, а если и придут, то невелика им будет помощь от двух грузовиков. А вот селу поддержка в хозяйстве большая – целых две исправные машины!

– Товарищ лейтенант, – послышался голос за спиной. Соколов повернулся и увидел двух бойцов. У одного перевязана и зажата шиной рука, у второго было перевязано плечо. – Младший сержант Замятин и красноармеец Будилин прибыли по вашему приказанию.

– Вот что, ребята, – Алексей внимательно смотрел в лица раненых автоматчиков. – Сами понимаете, вам рейд не выдержать. Оставлять вас здесь не хочется. Появятся немцы или румыны – и вам крышка, и местному населению может не поздоровиться за то, что вас укрывали. Поэтому вам задание, с которым вы справитесь, уверен в этом. Пленных румын свяжут покрепче, чтобы бежать не надумали или на вас не напали. Затолкают их в кузова двух машин. Вы в качестве сопровождающих в кабине. Главное не пленные, а документы, которые будут с вами. Передадите в штаб корпуса. Это личные документы солдат и офицеров, в которых номера частей первого румынского корпуса на этом направлении. Несколько приказов по дислокации и хозяйственному обеспечению. Это важные бумаги!

– Нас что же, женщины повезут? – хмуро осведомился Замятин.

– Это не просто женщины, товарищ младший сержант, – усмехнулся Соколов. – Это комсомолки, которые поднимали село, сели на машины и трактора еще до войны. Это наши сестры! Таких девушек много и на фронте: санитарки, связисты, снайперы. Даже летчицы! Это наши советские девушки, которые тоже хотят и могут бороться с врагом и помогать армии. Это наши боевые товарищи, а не женщины, как вы их назвали.

Звук моторов доносился не со стороны Зеленодольного. Сайдаков сдвинул шлемофон и прислушался. Точно, в морозном зимнем воздухе отчетливо слышался натужный звук сильного мотора и жужжание второго. Кажется, легкового автомобиля. За полтора года войны лейтенант научился распознавать по звуку моторы своей и чужой техники, различать выстрелы орудий и стрелкового оружия. Война быстро учит таким вещам.

Танк старшего сержанта Яковлева стоял в десяти метрах справа, в густом молодом осиннике. Общаться в этих условиях по радио нельзя. Это не фронтовой бой, это разведывательный рейд. И поэтому оба командира общались на пределе прямой видимости условными жестами, кодами, специально созданными для танковых войск. Отдельные команды отдавались флажками, электрическим фонарем, переносной лампой, фарами, задним фонарем или просто рукой, в зависимости от обстоятельств.

Сайдаков приложил к глазам бинокль, пытаясь в метельной мгле разглядеть, кто едет в сторону Зеленодольного. И кому это приспичило в такое время суток мотаться по дорогам в прифронтовой полосе, зная, что на этом участке прорван фронт и Красная Армия активно развивает наступление? Э, нет, понял лейтенант, они не в поселок едут, а куда-то южнее. Точно, колесно-гусеничный бронетранспортер и легковая машина. «Научила вас наша зима», – подумал Сайдаков, разглядев, что на колеса легковушки были надеты цепи. Кто-то важный едет, тот, кому подавай комфортабельный «мерседес», кто не будет жаться к ледяному борту «ханомага» вместе с солдатами охраны. «А черт, рискнем, – решил лейтенант. – Для того нас сюда и послали!»

Лейтенант поднял правую руку с белым флажком. Это означало на языке знаков «Внимание. Делай, как я». Наконец, Яковлев с башни второго танка ответил таким же жестом, что следовало понимать, что он понял приказ. Заворчали двигатели. Сайдаков прижал к горлу ларингофоны и скомандовал своему механику-водителю:

– Жми вдоль леса, выжимай все. Там развилка через четыреста метров, и машины могут свернуть. Если шоссе чистое, то нам за легковушкой не угнаться. А пассажиры нужны живыми.

– Осколочно-фугасным, – подал заряжающему команду наводчик, вращая одновременно рукоятки поворота башни и наклона ствола.

Танки неслись по целине наперерез вражеским машинам. «Восьмерка» Сайдакова впереди, «пятерка» Яковлева правее и чуть сзади. Никаких приказов больше не нужно, опытный командир танка прекрасно понимал свою задачу в рамках общей задачи их танковой группы. Приказ «Делай, как я» означал атаковать вместе с лейтенантом, но не раньше. Первый выстрел был за «восьмеркой», решение принимал командир взвода. А то, что людей из «мерседеса» надо брать живыми, ясно было и ребенку.