На расстоянии звездопада - Георгий Ланской

– Чего-чего? – спросил Сашка. Не понял, или просто не расслышал?

– У меня опухоль в груди, – тупо повторила Ульяна, удивляясь, что мир не только выстоял, но даже не дрогнул.

– Как это?

– Очень просто, как бывает у людей. Опухоль. Вот здесь.

Она опустила ладонь на правую грудь и даже слегка надавила пальцами на тревожащий участок, словно надеясь, что плотный шарик под кожей куда-нибудь исчезнет, пропадет и перестанет ее беспокоить.

Ульяна и сама не понимала, почему не обнаружила ее раньше. Может быть, потому что притаившийся под кожей враг был в неудобном месте, снизу, в таком, которое не бросалось в глаза, и почти не прощупывалось. Если бы утром она не проснулась, почувствовав странный дискомфорт, возможно, обнаружила это новообразование гораздо позже. Но утром, встав с постели, она увидела на простынях крохотное бурое пятнышко, расползшееся по материи неаккуратной кляксой. Ничего не понимая, Ульяна наморщила лоб, отбросила простынь и стала внимательно оглядывать свое тело: оцарапалась что ли?

Правый сосок мало того, что кровоточил, он и выглядел странно. Его прежняя аппетитно-выпуклая форма изменилась, став сдавленной и вроде даже сморщенной.

Подбежав к зеркалу, Ульяна с ужасом стала осматривать грудь. Она тискала ее, давила, наблюдая, как из соска сочатся темные капли, а потом, стоя в дурацкой позе, закинув правую руку за голову, приподняв правую грудь, она нащупала под кожей уплотнение, которого не было раньше.

Она простояла перед зеркалом долго, а потом, обреченно склонив голову, встала под душ, пустила воду похолоднее и, стиснув зубы, пыталась выкинуть из головы тяжелые подозрения. В конце концов, это еще ничего не значило. Это мог быть жировик, или что-нибудь еще, неприятное, но легко поддающееся лечению. Словом, что угодно, только не рак, не рак! А даже если и рак, то какой-нибудь безобидный, если можно назвать злокачественную опухоль безобидной. Может, стадия начальная, легко поддающаяся лечению. Пусть даже химиотерапия, ужасное дело, пусть волосы вылезут – не зубы, в конце концов, новые вырастут…

«Не надейся, – ядовито хихикал плотный комочек в груди. – Никакая я не киста. Тебе не удастся просто так чикнуть скальпелем и избавиться от меня. Я сожру изнутри, выжгу дотла, и ты сдохнешь в муках!»

Ульяна знала, что даже если опухоль окажется злокачественной, это не приговор. Ведь вылечилась и известная российская писательница, и даже малявочка-припевочка Кайли Миноуг, и еще куча знаменитостей. И ничего. Жили, работали, получали удовольствие.

«Не в твоем случае! – хохотнула опухоль. – Тебе не повезет. А даже если повезет, придется пройти семь кругов ада, и ты сама знаешь, что будет самым главным!»

Ульяна стиснула грудь. Она знала это слишком хорошо.

Ее выдающийся бюст давно стал визитной карточкой. Именно грудью в полном смысле этого слова она пробивала любые стены. Вполне возможно, что лечить рак (Господи, пусть это будет не рак!) придется разными тяжелыми методами. Возможно, что придется пережить кое-что еще.

Ампутацию.

Господи, боже мой.

С изуродованной фигурой она будет никем. Никому не нужной телеведущей, чей статус держался исключительно на внешних данных. Не самой талантливой и даже не самой любимой. Растеряв аудиторию из похотливых мужиков, она сразу станет лишней и на канале, и на всем телевидении. И куда потом идти? В диджеи на радио? Или вообще – вон? Обратно, в деревню Гадюкино, в газету, писать унылые статейки о свиноводстве? Ведь никто не поддержит, не подаст руку. Коллеги будут только рады сожрать ее с потрохами ради перспективы занять теплое место поближе к экрану.

Ульяна ждала от Сашки каких-то слов, а он все молчал и хлопал ресницами, недовольно кривил губы, будто был не рад, что она втягивала его в эту грязную историю с болезнью.

– Слушай, а ведь я говорил, что грудь у тебя сморщилась, – безжалостно сказал он, а потом, спохватившись, испуганно добавил: – Уль, но это ведь наверняка ерунда какая-нибудь. Тебе не шестнадцать лет. Может, это родинка?

– Внутри? – вежливо осведомилась она.

– Ну, или как там ее… киста. Ничего страшного. Подумаешь. Приедешь в Москву, а там чик-чик, и снова в девочках. Ерунда, Улька! Расслабься. Пойдем купаться, а? Или сперва пожрем? Я голодный, как волк. Где тут пляж получше? У гостиницы или ехать надо?

– Мне нельзя теперь на солнце, – с ненавистью сказала она. – Ты понимаешь?

– Ну что ты себя накручиваешь? – разозлился Сашка. – Ты же делаешь только хуже. Все болезни от нервов. Сейчас издергаешься из-за ерунды, наживешь помимо этой фигни еще и язву. А потом окажется, что зря переживала. Пойдем, поедим лучше?

Ульяна подняла глаза и уставилась на Сашку, в глазах которого за показной бодростью плескалось сомнение и страх.

– А если не зря? Саш, если не зря? Ты будешь со мной рядом все это время? Выдержишь химиотерапию, гормоны, мое плохое настроение? Я буду блевать постоянно, плакать. Я похудею, Саш, и может быть, у меня отрежут грудь. Ты готов все это вынести?

Сашка переступил с ноги на ногу, а потом сказал с нежностью:

– Ну, конечно готов. Ты же знаешь.

Глаза у него виляли, как лисий хвост, заметающий следы. И, несмотря на то, что ей до смерти хотелось принять его слова, Ульяна Сашке не поверила. Тем не менее, она позволила утащить себя на пляж и даже выпила пару бокалов шампанского за счастливое воссоединение. Сашка заливался соловьем, тормошил ее, но его бодрость выглядела фальшивой. Осознав, что попытки развеселить пропали зря, он надулся, а потом и вовсе ушел купаться один. Ульяна долго просидела в тени зонта, прихлебывая мерзкое теплое шампанское, а когда оно кончилось, выхватила из ведерка подтаявшую льдинку и стала жадно грызть, пока не заныли зубы.

Сашка пришел поздно. Ночью, когда Ульяна придвинулась к нему и со значением провела ладонью между лопаток, Сашка недовольно пробурчал:

– Ой, я так устал сегодня. Давай завтра, малыш?

– Конечно, – прошептала она, перекатилась на другой бок и вцепилась зубами в подушку, чтобы не разрыдаться.

В Москву возвращались порознь. Сашка чего-то напутал с билетами, долго ругался, что не получилось отдохнуть как следует, и улетел утром. Ульяна вылетела вечером, угрюмая, расстроенная, измученная бессонницей. За последнюю неделю, она потеряла аппетит, мало спала и уже была не рада отпуску, жалея, что в очередной раз послушалась Сашку и осталась на островах до конца.

– Чего ты в такую панику впала? – убеждал Сашка. – Это наверняка простой жировик. Ради этого не стоит портить жизнь.

– А если рак? – не сдавалась она.

– Ну… Если рак, все равно уже ничего не сделаешь. Прилетишь в Москву, и будешь разбираться. Но я уверен, что ты реально зря… кипишуешь.

От этого его жаргона она даже немного успокоилась, вытерла слезы и как послушная девочка потопала за ним на пляж, под палящее солнце, хотя была уверена: нельзя этого делать. Поплавала на катамаране, немного поныряла с маской. Под водой, теплой, как суп, суетились безмозглые рыбешки: яркие, разноцветные, плавали маленькие акулы, у которых память – Ульяна где-то слышала – всего на десять секунд, а потом жизнь с чистого листа.