Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников - Владимир Динец

Автобусов в тот день уже не было, и мы решили вернуться к дороге из Рурре в Ла-Пас автостопом. Водителем подвозившей нас машины был коренастый, небритый, но очень вежливый мужчина лет пятидесяти по имени Хесус. Он пригласил нас в гости. Жил он на окраине небольшого городка; перед домом стоял двухместный самолетик. Я когда-то брал уроки вождения самолета, но права пилота так и не получил, так что попрактиковаться удавалось нечасто, и я был очень благодарен, когда Хесус предложил мне полетать на его “Пайпере”. Было так здорово кружить над саванной в лунном свете, глядя на ледяные пики Анд на западе и бесконечный простор Амазонской низменности на востоке… Мы договорились, что я смогу арендовать самолет для своих исследований в будущем году, и я уже не мог дождаться, когда можно будет их начать.

В Ла-Пасе, куда мы добирались два долгих дня в кузове грузовика с бананами, было очень холодно. На окрестных горах лежал свежий снег. Мы вписались в тот же хостел и забились в свой номер, стараясь избежать туристической тусовки. Когда-то мне нравилось болтать с туристами-бэкпэкерами, но в последние годы самостоятельные путешествия с рюкзаком из рискованного увлечения немногих избранных превратились в отлично организованную разновидность массового туризма, и разговаривать с их любителями стало скучно. Тысячи молодых людей, избалованных развитой инфраструктурой и легкодоступной информацией, катаются по одним и тем же хостелам, барам для гринго и раскрученным достопримечательностям. При этом о реальной жизни страны у них остается такое же смутное представление, как и у богатых “организованных” туристов, которых они презирают. А ведь когда-то это было настоящее приключение, опасное и непредсказуемое. Мне еще не было и сорока, но я чувствовал себя немножко динозавром и даже чуть-чуть великим путешественником прошлого, хотя, конечно, по сравнению с настоящими первопроходцами вроде Ричарда Бертона, Фасяня, ибн-Бат-туты или Рене Калье я всегда останусь всего лишь туристом и даже своего “Происхождения видов” никогда не напишу…

У меня оставалось несколько дней и немного денег, так что я решил взять напрокат джип и свозить Кармен на Салар-де-Уюни. Место очень популярное у туристов, но я подумал, что наличие машины позволит избежать толп.

Салар-де-Уюни – огромное соленое озеро, лежащее на высоте трех тысяч шестисот метров над уровнем моря. Водой оно заполняется всего на месяц-два в году, в конце сезона дождей. В остальное время это абсолютно плоское пространство белоснежной соли. Туристы приезжают в основном в отели, построенные из соляных кирпичей, и на необыкновенно красивый остров в середине озера, покрытый лесом гигантских кактусов. Но если забраться в один из дальних заливов, окруженных засушливыми горными хребтами, можно оказаться в таком уединении, как будто попал на другую планету Лучше всего там лечь на крышу джипа и просто смотреть в небо. Днем бывает настолько тепло, что можно раздеться догола и заняться любовью на солнышке, а потом лежать, обнявшись, под темно-синим сводом без единого облака. Ночью без толстого спальника не обойтись, потому что, как только солнце заходит, температура падает ниже нуля, но зато звезды там фантастически яркие, словно смотришь с самолета на огромный город. Перед рассветом светящиеся дуги Млечного Пути и зодиакального света пересекаются в зените, и становится совсем тихо, это единственное время, когда стихает ветер…

Я отвез Кармен в ее пыльный маленький городок. Она никогда прежде не уезжала оттуда больше чем на пару дней, поэтому радовалась предстоящей встрече с семьей и друзьями. Расставаться было грустно, но я надеялся вернуться через четырнадцать месяцев.

Мне трудно себе представить, каково это – прожить всю жизнь на одном месте. У меня бы такое ни за что не получилось: для этого, наверное, нужно особое терпение или еще какая-то черта характера, которой у меня нет. Для меня жизнь – это прежде всего новые места и новые впечатления.

Вскоре я уже летел домой, пересекая бескрайние амазонские леса. Я был уверен, что вернусь через год изучать жакаре в саванне и черных кайманов в дождевом лесу.

Но все, конечно, случилось совсем по-другому.

Наблюдения за природой удаются тем, кто готов понять увиденное.

Луи Пастер

Болотный крокодил

До сих пор я просто наблюдал за аллигаторами и кайманами, но теперь пришло время выработать более научный подход.

Во-первых, надо было разработать теорию, поддающуюся проверке, и наскоро протестировать, чтобы убедиться, что это не полная чушь. Если теория окажется чушью, то чем скорее я ее брошу и займусь другой, тем лучше.

Во-вторых, надо было составить план исследований. В наше время ученому не полагается просто сидеть на берегу пруда и записывать увиденное. Нужно точно знать, что вас интересует, и собирать данные таким образом, чтобы свести к минимуму субъективность.

В-третьих, надо было устроить мою личную жизнь. Ли уехала в Китай, Кармен осталась в Боливии. Наладить серьезные отношения с кем-либо всегда непросто, если много путешествуешь, так что эта задача была самой сложной из трех.

Что ж, по крайней мере, одиночество стимулирует научную любознательность.

Одна особенность поведения моих аллигаторов казалась мне самой загадочной. У них было две разных “песни” с вроде бы одинаковым предназначением: “ревущая песня” и “хлопающая”. Почему нельзя обойтись одной? Я мог придумать только два возможных ответа. Либо предназначение песен на самом деле не одинаковое, либо они используются в разных ситуациях.

Поначалу я склонялся к первому объяснению. Смысл “песни” – сообщить что-то о себе окружающим. Что может каждая из “песен” сообщить другим аллигаторам о том, кто ее исполняет? Чем крупнее аллигатор, тем ниже у него голос. В отличие от рева, хлопки головой не содержат информации о величине аллигатора, но у них есть другое преимущество. Когда слышишь хлопок или иной резкий звук, легко понять, с какой стороны он доносится. Многие животные, и люди в том числе, определяют, с какой стороны пришел звук, по крошечной разнице во времени прибытия звуковых волн к левому и правому уху. Эту разницу легче всего уловить у звуков с резким началом, таких как выстрел, щелчок бича или хлопок.

Таким образом, рев сообщает слушателям, какого аллигатор размера, а хлопок – где он находится. Казалось бы, аллигаторам следует в каждой “песне” совмещать рев и хлопки. “Я большой сильный самец и нахожусь в таком-то пруду. Девчонки, налетай!” Но они этого не делают. Каждая “песня” самца состоит либо из рева с инфразвуком, либо из хлопков с инфразвуком. Почему?

Очевидным способом изучить предназначение “песен” было бы прокрутить аллигаторам магнитофонные записи рева и хлопков и посмотреть, как они будут реагировать. Проблема заключалась в том, что инфразвук аллигаторы издают, вибрируя грудной клеткой, которая в это время находится под водой. Я быстро выяснил, что воспроизведение инфразвука под водой – сложная техническая задача, требующая больших затрат электричества и наличия специального оборудования. Оборудование можно было взять напрокат у военных моряков, но его пришлось бы возить на грузовике и ежемесячно платить столько, что даже самого большого гранта надолго не хватило бы. Не удивительно, что единственные, кроме крокодиловых, животные, пользующиеся инфразвуком под водой, – крупные киты.