Пятница, тринадцатое - Марина Серова

— Так ты что, будешь этому хрычу носить яблочки? — дошло наконец до Семы. — С какой это радости? Мы что, перед ним в долгу?

— Да, — просто ответила Милена. — А долг, милый мой, платежом красен.

И, подхватив под мышку тяжелый целлофановый пакет, Волкова подошла к номеру Шмакова, постучалась и, дождавшись ответа, скрылась внутри.

Милена Волкова не появлялась оттуда до самого конца обеда.

Сема явно нервничал и даже один раз порывался встать и разобраться, в чем тут дело.

Но привезли на тележке второе, и он углубился в двойную порцию котлет по-киевски с грибами, которые немного притормозили его порыв. А заказанные сто пятьдесят коньячку под кофе и вконец разморили Сему Волкова. Он раскинулся в кресле и принялся что-то мурлыкать себе под нос, ожидая возвращения супруги.

Уже и тележка с переменой блюд дважды вкатывала в номер Шмакова, а Милена все не появлялась среди обедающих. Наконец она вышла в столовую, довольная и почему-то раскрасневшаяся.

— Ну что, отнесла… яблочки? — икнул Сема. — Сама-то есть будешь?

И он вяло кивнул на стол, уставленный кушаньями, дожидавшимися Милену.

— Попроси, чтобы разогрели и принесли мне в номер, — предложила Милена. — Пойдем наверх, я тебе сейчас все подробно расскажу.

— Н-ну пошли, — с трудом поднялся Сема. — Он что, твой любовник?

Милена засмеялась, прижимая руки к лицу. Она была смущена и взволнована.

— Ладно уж тебе, — махнула она рукой на мужа. — Ты как был дуб дубом, так и остался. У меня с Алексей Данилычем особенное, давнее…

Все, что происходило после обеда, ничем выдающимся не отличалось.

Вялый сон после сытной еды, неторопливые прогулки, библиотека и кегельбан в здании бывшей танцплощадки, игровые автоматы для тех, кто побогаче, — вот, собственно, и все, что можно припомнить.

Хотя…

Да-да, ведь именно в этот день запойный Егор предпринял новую атаку на Антонину Платоновну — «мадемуазель Меньшикову», как он выражался.

— Мадемуазель! — раздался зычный голос Егора, когда я шла по аллее, направляясь в сторону главных ворот — хотела заскочить на почту, чтобы отправить тетушке телеграмму, в которой уточнила бы дату своего возвращения. — Можно вас? В смысле — на минутку?

Вопрос был обращен именно к Меньшиковой, с отсутствующим видом сидящей на лавочке рядом с майором Голубцом.

Военный, как и полагается военному, не терял надежды взять неприступную крепость и утвердиться в ней в качестве полноправного хозяина. Голубец с удвоенной энергией шел на штурм и время от времени даже порывался схватить Антонину за руку, но та ловко уворачивалась от него, словно от назойливой мухи.

— Вы что-то хотите мне сказать? — Меньшикова решила уделить толику своего внимания столь решительному и последовательному ухажеру.

— Да!!! — обрадованно проговорил Егор и бухнулся рядом с ней на лавочку.

Недовольный Голубец вынужден был чуть-чуть потесниться и теперь сидел на самом краю. Майор казался крайне раздраженным, но покамест молчал.

— Вам случалось влюбляться без оглядки? — сразу взял быка за рога Егор.

— Н-ну…

— Молчите! — оборвал ее Егор. — Не отвечайте! Лучше послушайте, что я вам скажу! Это чувство ни с чем нельзя спутать. Кажется, что самое невозможное и невероятное, небывалое и немыслимое — произошло. И не с кем-нибудь, а с тобой! Представляете?

И снова, не успела Меньшикова ответить, как Егор затараторил, стараясь не упустить инициативу, которая пока что была в его руках.

— Вы видите свое отражение в глазах любимого человека! И вы сами, такой, как есть — пьяница, бабник, безалаберный бродяга, — отражаетесь в них преображенным! Вы хотите быть лучше, уже в ту самую секунду, когда видите объект своего поклонения!

Егор, оказывается, был не чужд вдохновения. Его буквально «несло». Несмотря на изрядную степень подпития, поэтические образы и сравнения так и сыпались из него.

— Эти глаза! Эти прекрасные алмазы! Эти драгоценные рубины!

При слове «рубины» Меньшикова недовольно поморщилась и с подозрением посмотрела на Егора. Она скривила рот и с издевкой спросила:

— Рубины, мон ами, красного цвета. Если чьи глаза и можно сравнить с рубинами, так это ваши в данную минуту. И, пожалуйста, отодвиньтесь немного, от вас несет перегаром. Почему вы пьете такое плохое вино? Вы настолько горький пьяница, что вам уже все равно?

— Рядом с вами — весь мир одно серое пятно! — не очень удачно оправдывался Егор. — А что я пью… Так кто же не пьет? Вот вы, например, майор, тоже небось не дурак выпить, а?

Голубец презрительно посмотрел на красную рожу Егора и четко произнес:

— Я знаю, когда, с кем, что и сколько можно пить. В отличие от вас…

— Хм! — взъерепенился Егор. — А я тоже, между прочим, имею чин. Хоть и поменьше, но все равно. Лейтенант запаса, кажется. Старший, что ли… Черт, что же нам присваивали после сборов?..

Голубец сокрушенно покачал головой — мол, что с тебя взять, раз даже звания своего не помнишь.

— Вот вы в каких войсках служили? — спросил Егор. — Часом, не по части снабжения?

— Нет, — сухо ответил Голубец. — Вам-то что за дело, молодой человек?

— Да так, просто интересуюсь, — Егор понял, что майору неприятно говорить на данную тему, и это разогрело его интерес. — И все же?

— Пойдемте, Антонина Платоновна, — поднялся со скамейки майор. — Что-то ветер поднимается… Мы можем опоздать к полднику.

— Я бы предпочла прогуляться к озеру, — сказала Меньшикова.

— И я с вами! — мгновенно вскочил со скамейки Егор. — Черт, как штормит-то…

Он покачнулся и, чтобы не упасть, схватился за ветку дерева, которая с хрустом обломилась. Бедный борец с зеленым змием рухнул на землю и, чтобы как-то исправить впечатление, прокричал:

— Вот видите, мадемуазель Меньшикова, я уже у ваших ног!

— Пойдемте, майор, — Антонина Платоновна взяла Голубца под руку, и они стали не спеша удаляться по центральной аллее по направлению к корпусу.

— Служу Советскому Союзу! — проорал им вслед распростертый на земле Егор. — Враг не пройдет, и победа будет за нами!

Медленно начинало смеркаться. Солнце плавно уходило за горизонт, зависнув над лесом и раскинув свои лучи между сосновыми деревьями.

Суббота подходила к концу — второй из десяти дней, которые я намеревалась провести в «Отраде». Отдыхать тут мне нравилось, я научилась ловить кайф от отсутствия дел, городской беготни и чужих проблем, в которые я должна была вникать по долгу службы.

Тетушка ответила мне пространной телеграммой в тот же день — я ведь включила в стоимость оплаченный ответ. Моя дорогая родственница извещала меня о том, что я могу не волноваться за нее и отдыхать «на всю катушку».