20 см - Александр Кормашов

вообще обратились, ни почему студент посмотрел на неё так, будто сжёг взглядом. Будь она чуть поопытнее, она бы сразу подключилась к языку феромонов, но её сбила с толку книга на коленях у парня. Тот снова яростно в ней черкал и что-то даже пытался просверлить ручкой.

Фарн-а-1д пришла в театр не одна, вместе с классом, но они с подружками сели от учительницы подальше, чтобы никто не мешал им включать свои электронные телефоны. Подружки только этим и занимались, но она уже выключила. Ей это вдруг казалось неприличным. Рядом сидит молодой муравей и следит за пьесой по книге, а она бы тут лезла в телефон! Она скосилась на парня. Тот был немного странный. Если и красивый, то какой-то своей красотой, красотой худобы. И ещё он был до коричневости смугл. И ещё невероятно рельефен, как минимум, в тех местах, которые не скрывала одежда. Немного лохмат, слегка горбонос и…

«О люди! У него брови!» внезапно догадалась она. Из-за бровей и такой сжигающий взгляд. «У него губы!» стало следующей её догадкой. Она вжалась в кресло и больше не могла пошевелиться. До самого конца спектакля они не обменялись ни словом, ни взглядом.

Когда занавес упал и актёры закончили выходить по поклоны (больше всех цветов получил генерал-губернатор, которому даже не приходилось играть, а только присутствовать на сцене) Фарн-а-1д пулей вылетела из зала. Это насколько возможно пулей, поскольку все проходы уже были забиты, а народ никуда не спешил. Пуля сидела у неё в груди и ужасно свербила.

На улице стало легче. Она дождалась подруг, и они пошли вместе. Её окликнули. Что было произнесено, целое слово или только междометие, она не разобрала, но точно знала, что это он. А поэтому оглянулась лишь тогда, когда её подружки уже досыта наоглядывались и нахихикались. Лишь после этого она резко остановилась, разом оставшись одна. Повернулась к нему. Он стоял перед ней. Она стояла перед ним. Это был конец всему. Мысленно она уже висела на нём и целовала в губы.

IX

Детское издательство «Мурмир» занимало пол-этажа в здании, которое называлось «Скребок» (по легенде, на этом месте хотели построить небоскрёб, только архитекторы не смогли подобрать подходящего неба). Детской литературой издательство раньше никогда не занималось, но оно неизбежно эволюционировало в эту сторону, как и многие другие издательства. История всюду была одна и та же. Редакторами работали женщины, много женщин, и все они имели детей, а детям нужно было читать, и поэтому мамы, а также их родственницы, подруги и знакомые, принялись писать всякие детские книжки и сами их издавать. Так появилась знаменитая мамская литература — другое слово для замены детской.

Издательство «Мурмир» переживало именно этот период. В поисках героев для своих книжек, офисные матери уже не по одному разу перебрали весь тот животный мир, который, как считалось, окружал мир людей, этих высших существ, которые живут «где-то там» (большего детям не положено было знать), а теперь они коллективно продолжали сочинять серию приключений Чера и Вяка, двух половинок одного червяка, которого однажды разрезали лопатой, а поскольку до этого момента червяк был не в курсе, кто он такой, мужчина или женщина, то его половинки и тем более не знали, кто они такие, хотя каждая инстинктивно продолжала искать свою четвертинку и стремилась при этом повторно не попасть под лезвие лопаты.

Серия про Чера и Вяка фактически держала издательство на плаву.

Мужчин в издательстве было всего два.

— Мы должны молиться на вас, — говорил директор своему единственному художнику-верстальщику, когда они вместе заперлись в кабинете главного редактора.

— Нет-нет, всё это ваша заслуга. Только ваш гений способен справиться со всей этой стихией и превратить хаос в космос, — отвечал художник-верстальщик, возвращая добрые слова с прибавлением.

Женский космос уже клокотал за дверями кабинета. Главред и художник по-прежнему боялись выйти и подбадривали себя душевным разговором.

И всё-таки им пришлось выйти, чтобы затем проследовать в переговорную, где одна из редакторш собиралась отметить свой юбилей. Тот предварялся процедурой официального поздравления. Сотрудницы издательства плюс пара приглашённых писательниц уже выстроились в коридоре и ждали. Встав по возможности напротив, главред произнёс торжественную речь и вручил юбилярше цветы, а также маленький сувенир, копилку для денег, в виде светленького сельского домика, на котором все поздравляющие должны были заранее расписаться (очень сильно заранее, чтобы накопить таких домиков в кабинете главреда целый шкаф). Расписанный под граффити домик вызывал у поздравляемой слёзы умиления, после чего она пригласила всех пройти в переговорную, куда ещё утром впопыхах доставила результаты своего ночного кулинарного творчества.

— Ну что же, время обеденное, — завершил официальную часть главред и, потирая руки, добавлял: — Теперь можно и за… пере… переговорить.

Дружный смех.

В переговорной главный редактор произнёс первый тост, не забыв пошутить, что от него по этой части нет никакого толку, он только главвред, что снова вызвало дружный смех, и вскоре, вместе с художником-верстальщиком, они под разными предлогами вышли, неумело отшучиваясь, что они лишние на этом празднике жизни. В спину им неслись стоны, что они тут были не лишние.

Снова вернувшись в кабинет, оба облегчённо вздохнули и заперлись на ключ. Главный редактор был жилист и седовлас, как выгоревший на солнце в саванне лев. Но художник-верстальщик казался ещё седее. И настолько седее, что невольно приходило на ум, что когда-то нехорошие муравьихи затащили его в салон красоты и там совершили над ним десять курсов отбеливания подряд. Правда, недавно художник встретил водительницу трамвая (она его чуть-чуть не перерезала на путях) и уже пробовал краситься крем-краской № 500.

Художника звали Адн-Три-Креста. Но это было лишь прозвище и только на слух. По всем официальным документам, и в отделе кадров и в бухгалтерии, он проходил как Адн+++ (то есть плюс-плюс-плюс), и только на отдельном вкладыше к его паспорту было записано его полное настоящее имя — Адн01010101с66741022вс9210042пвс800325ппвс… и так далее, чем любой муравей мог бы только гордиться, ибо Адн, как считается, мог родиться ещё в ту далёкую пору, когда мог застать на Земле реальных людей. Мог-то он мог, он не спорил, но тогда был сущим младенцем и поэтому ничего не запомнил.

Феномен его долгожительства оставался наукой необъясним. Сам же он утверждал, никакого секрета тут нет: он всю жизнь просидел за компьютером. Вероятно. Однако более достоверен тот факт, что он уже многие годы в одиночку тянул на себе всю техническую часть нескольких детских издательств. Он же запросто рисовал тонны, тонны и тонны детских иллюстраций, причём сразу ко